С тех пор как настоятель слег с болезнью, жизнь стала намного сложнее. Старик перестал ходить, и Орей ухаживал за ним. Но это никогда не было ему в тягость, поскольку Шамета знал с юности. С его юности разумеется. Когда Шамет пришел в обитель, они с Ореем выглядели ровесниками.
Теперь старик почти утратил зрение, не мог даже покинуть келью, но Орей все равно считал его другом.
Он вошел в келью настоятеля, столь же скромно обставленную, как и прочие кельи. Напротив прикрытого циновкой входа приставлена к стене узкая кровать, справа небольшой стол со свечами для чтения, на углу закрытый старый фолиант с молитвами и историями о Сотворении. Посередине лежала раскрытая книга с записями по хозяйственной части монастыря. Через неровное круглое оконце келья слабо освещалась дневным светом.
– Шамет, это я… Орей, – сказал монах и присел у кровати старца. Выцветшее шерстяное покрывало зашевелилось, из-под него раздалось кряхтение. Настоятель сильно исхудал, но переворачивался тяжело – в последние дни у него стали ныть кости. И вот на Орея подслеповато взглянул седой бородатый старик с узким лицом и впалыми щеками. Монаху стало грустно – он помнил Шамета молодым черноволосым парнем, с которым они вместе таскали воду, готовили еду, учились читать и писать. А сейчас от него осталась лишь тень человека, и даже она скоро растает, оставив друга одного.
– А-а, Орей… Где ты был, друг мой? – Шамет прищурился, в уголках водянистых блекло-карих глаз сверкнули слезы.
– Я… э-э… был во дворе, работал в саду, – ответил монах, взявшись за сухую руку настоятеля. Не хотелось рассказывать, что место последнего пристанища для друга уже готово. – Тебе что-нибудь нужно? Поесть хочешь? Я приготовлю…
– Не надо… Мне… Мне уже больше не нужно готовить, – Шамет тихо кашлянул. – Я… хочу только спросить… Не пришел ли кто?
– Новые послушники? – удивился Орей. – Нет. Никого не было.
– Жаль… Не на кого оставить обитель, – сокрушенно произнес настоятель. – Что ж… Может быть, это действительно конец…
– Почему? Я же останусь здесь. И подожду, вдруг кто-нибудь придет, – Орей улыбнулся старому товарищу.
– Я уже не успею передать знания настоятеля следующему… как мне когда-то передал отец Дагур…
Орей никогда не завидовал настоятелям, но в последние годы осознал, что рано или поздно и до него дойдет очередь возглавить обитель. Однако слова Шамета противоречили этому, даже несмотря на то что в монастыре остался всего один монах.
Он хмуро поглядел на старца. На языке крутилось столько вопросов, но Орей не сразу решился задать хотя бы один.
– Это потому… что я не старею?
Настоятель высвободил свою руку и коснулся лица Орея. Он почувствовал шершавые пальцы, погладившие его щеку и подбородок. С тех пор как возмужал, Орей всегда выглядел одинаково – светловолосый коренастый парень, которому на вид не больше двадцати лет. За те десятилетия, что он провел в Полуденных Вратах, казалось, время над ним не властно.
– Да… ты такой же, как в день нашей первой встречи. Признать, я завидовал тебе… Когда силы покидали мои мышцы, а ты оставался как прежде молод и силен. А самое главное, твоя душа оставалась чистой. Я знаю, что никогда тебя не посещали греховные мысли… – Шамет медленно убрал руку от лица монаха и спрятал под шерстяным покрывалом.
– Но мне до сих пор снятся те жуткие сны про сколопендр под кожей. И… – Орей поморщился от воспоминаний о своих ночных видениях, – Я иногда хотел стать настоятелем, – сознался он. Старик сначала тяжело помолчал, а потом хрипло усмехнулся в густую бороду.
– Ты не можешь стать настоятелем, потому что… – Шамет замолчал, хватанув воздух беззубым ртом, – ты не сам выбрал этот путь. Ты не… не пришел в Обитель добровольно, тебя передали нам на воспитание. И правда не только в этом.
– Тогда в чем? – насторожился монах.
– Эта история была передана отцу Дагуру отцом Мусаилом восемьдесят лет назад. История о ночи, когда ты появился в обители. Это записано в хрониках.