Он некоторое время молчал, судорожно думал. Неловкая пауза затягивалась.
– Что ты решил? – не утерпел Иршаб, сделав шаг к Орею.
– Орей… прошу, помоги нашей семье. Мы не останемся в долгу, – Оттар приложил руку к груди, а монах кинулся с места к могиле, схватил небольшой камень сверху и рухнул на колени прямо посреди кладбищенской дороги.
По толпе прокатился дружный испуганный вздох. Арслан возмущенно вскрикнул, когда увидел камень с могилы брата, зажатым в кулаке Орея. Монах понял, что сделал нечто противоречащее местным обычаям, возможно даже преступное, но это было единственное, что он смог придумать в эту секунду. Он расчистил на дороге руками небольшой ровный квадрат.
– Что он делает?
– Он с ума сошел!
– Говорят, он блаженный…
Орей, игнорируя шепотки за своей спиной, камнем в дрожащей руке царапал на сухом песке неровную вязь.
– Он пишет? – Иршаб подошел ближе, за ним Оттар. Следом потянулись дядя Фархат и все остальные мужчины.
«Я сделаю всё, чтобы выяснить правду, но мне нужна карта для моего паломничества!»
– Карта?! – староста сразу прочел начертанные на песке слова, тогда как большинство мужчин что-то бормотали, хмурились и шевелили губами, разбирая написанное.
Орей поднял взгляд, увидел над собой людей. Всё внимание было приковано к нему, оно пронзало его насквозь, жгло кожу, щекотало, как… острые лапки сколопендры. Лица поплыли перед затуманившимся взором. Перегретая палящим солнцем голова закружилась. Сердце заколотилось, дыхание сперло, словно кто-то схватил его за горло и со всей силы встряхнул. Орей не дождался вердикта старосты, его разум рухнул во тьму.
7. Три чаши
«Соблюдение погребальных и поминальных обрядов чрезвычайно важно! В череде ритуалов кроется способ не допустить к телу зло и освободить душу для нового круга перерождений. Непосвященному это может показаться бессмысленным, но это не так. Тело может стать вместилищем зла, а неприкаянная душа – новым неупокоенным».
Отец Дагур, наставления перед обрядом погребения отца Мусаила.
Орей открыл глаза в просторной комнате, стены которой были увешаны разноцветными ткаными гобеленами. Справа сквозь приоткрытое окно внутрь проливался желтый солнечный свет. Монах смутно помнил, что произошло. Он что, снова упал в обморок? Сознание возродило в памяти вспышку неодолимого страха, когда мужчины столпились над ним на кладбище, и Орей резко сел на лежанке.
– Хвала Высшим, очнулся! – проскрипел слева от него старушечий голос. Монах повернулся, увидев впереди женщину в летах. Она полулежала на подушках, курила трубку, а её голову покрывал не только платок, но и расшитый золотистыми нитями головной убор. В памяти всплыло где-то давно вычитанное слово «тиара». Старуха выпустила в воздух комнаты облако сизого травяного дыма и снова откинулась на подушки. Рядом с ней что-то зашевелилось – пушистая рыжая кошка зевнула, потянулась и снова положила голову на лапы, продолжив дремать рядом с хозяйкой.
– Где я? – выпалил Орей вместо приветствия.
– Дома, у нас с Оттаром, – спокойно ответила женщина.
– Вы мать Рифуда?
– О, Арслан уже разболтал? – она улыбнулась тонкими губами. – Иди сюда, мальчик, поговори со мной. Хочу тебя получше рассмотреть, глаза мои совсем ослабли... Народ говорит, ты хочешь выяснить, как именно умер мой сын Хасан. Я тебе помогу всем, чем смогу.
Орей медленно поднялся с лежака, осматривая богатое убранство комнаты. Не то, что у Арслана. Здесь монах впервые увидел причудливые глиняные лампы, расписные блюда, ковры. Его неподдельный интерес не скрылся от матери рода Маас Фарек.
– Садись ко мне поближе, ещё налюбуешься. Если будешь меня навещать время от времени… – она позволила себе усмешку. – Мальчики все одинаковые. А Оттар ещё не хотел тебя со мной оставлять. Попрекал нашими законами, а что мне до них? Высшие скоро к себе позовут, – мать Рифуда открыто рассматривала Орея.
– А где сейчас Оттар? – монах вспомнил о почтительном обращении к главе семейства и поправил себя. – Оттар-лаа…
– Мужчины уже собрались на поминальный обед. Нам тоже вскоре принесут поесть. Мои невестки мастерицы готовить. А посмотри, как ткут, – она указала мундштуком трубки на гобелены и ковры. – Всё сделали своими руками. А вон тот, – кивнула на зеленый гобелен с деревом, – я сама ткала, когда была молода.
Орей скромно присел на колени у подушек, старуха пыхнула трубкой, прищурила глаз. Монах видел, что его пристально оценивающе разглядывают и начал нервничать.