Вернувшись, генерал Буняченко, по радио вызвал к себе командиров полков, находившихся с полками на американской территории…
Восточнее Шлюссельбурга, у небольшого озера, где стояли подразделения дивизии, не успевшие перейти на американскую территорию, царило полное смятение. Солдаты и офицеры поспешно срывали с себя погоны, многие переодевались в штатскую одежду, выменянную у чехов за продукты, оружие и другие вещи. Это была большая беспорядочная толпа, среди которой пробивались пешие, конные, мотоциклисты, повозки и автомобили бывшей Первой Дивизии. Люди расходились во все стороны — кто куда. Американцы не препятствовали этому беспорядочному, неорганизованному переходу на свою территорию. Только время от времени, когда проходила уж слишком большая толпа, американцы задерживали её и пропускали небольшими группами, приказывая двигаться по разным дорогам или в разных направлениях без дорог…
Шли и на Восток…
Было около 12 часов, когда к Шлиссельбургу на боевых машинах подошла бригада полковника Мищенко. Американцы преградили ей путь, выдвинув танковые заслоны несколько вперёд перед городом. Впереди колонны находился сам полковник Мищенко. Колона остановилась. Советские солдаты и офицеры, выйдя из танков и машин, толпились, с любопытством глядя вслед беспорядочно уходившим на Запад, но уже за линией американских постов, власовцам… Послышались команды — «По машинам!»…
В стороне, на хорошо видимой возвышенности, в одном километре от Шлюссельбурга, стояло пять легковых автомобилей и автомобиль с радио — станцией. Возле них находились генерал Буняченко, подполковник Николаев и несколько старших офицеров штаба Первой дивизии. По возвышенности проходила цепь американских танков, которые и задержали колонну генерала Буняченко.
Генерал Буняченко, как и другие бывшие с ним офицеры, были в форменной одежде, но уже без погон. Бледный, взволнованный Буняченко старался держать себя в руках и не терять самообладания. Ему плохо удавалось скрывать свое волнение, растерянность и отчаяние. Это был уже не тот твёрдый, решительный, волевой и смелый командир Первой дивизии генерал Буняченко, каким все привыкли видеть его всегда, даже в моменты самой большой опасности, в которой не раз находилась дивизия…
По мере приезда командиров полков, которых Буняченко вызвал после того, как его колонна была задержана американским заслоном, он поспешно, как-то несвязно и нервно говорил с каждым из них в отдельности. Казалось, что он чувствовал себя очень неловко, даже как бы виноватым перед своими командирами полков. Был короток разговор, короток был и последний приказ генерала Буняченко, который был похож скорее на совет, на просьбу:
— «Американцы в 14.00 часов отводят свои войска от Шлюссельбурга и передают город советским войскам. Распускайте полки, рекомендуйте всем кратчайшими путями идти в Западную Германию. Пусть идут одиночками, мелкими группами, избегая больших дорог и населенных пунктов. Дальнейшая судьба каждого теперь будет зависеть от самого себя… Я буду на юге Германии. Вы сумеете разыскать меня… Наше спасение только в Германии!..»
Задавать вопросы было бесполезно. Было ясно, что генерал Буняченко больше ничего не может сказать и сам находится в растерянности перед полной неизвестностью… Сухое пожатие рук. Холодно расставались командиры полков со своим командиром…
В это же время подполковник Николаев на ломанном английско-немецком языке энергично пытался в чём то убедить стоявших на постах американцев, показывая им какую то бумагу. Наконец, американец, сделав повелительный жест рукой, произнес:
— «О кэй!..»
Бывший генерал Буняченко и сопровождавшие его сели в автомобили и, беспрепятственно миновав, американские посты, взяли направление на запад…
Бригада полковника Мищенко, развернувшись, стояла перед американскими танками в бездействии.
IVВ полках дивизии, находившихся западнее Шлюссельбурга, уже на американской территории, ещё не было ничего известно. Бойцы отдыхали после бессонной, тревожно проведённой ночи, в ожидании дальнейшего приказа. После перехода в американскую зону, люди ободрились, повеселели, настроение поднялось и вновь вернулась утраченная было надежда на благополучный выход из создавшегося положения.