– Я люблю тебя, Дездемона, – срывающимся голосом произнес Дагмар, вытирая слезы о волосы сестры. – Я всегда тебя любил. Не говори так.
– Ты оставил меня, брат. А теперь я оставляю тебя, – выдохнула Дездемона, а потом слова застряли у нее в груди, она захрипела, рука, дочертившая руны, выпустила нож, и жизнь закончилась.
Ребенок протестующе закричал – коротко и горько – и вдруг замолчал, округлил рот и потянулся к материнской груди. Но его матери больше не было. Дагмар чувствовал, как жизнь покидает сестру, как опадает ее тело. Голова откинулась назад, и он увидел шею – молодую, красивую, с кровавыми отметинами от ее собственных пальцев. Дагмар встряхивал сестру, просил очнуться, а ребенок тем временем присосался к еще теплой груди, стараясь вобрать в себя то, что там осталось. Почувствовав отвращение, даже ужас, Дагмар заплакал. А ребенок сосал, втягивая щеки и тиская ручонками белую плоть мертвой матери.
Дагмару хотелось отнять ребенка от груди, но он понимал, что младенец ни в чем не виноват. Он просто голоден. Дурного в этом не было, сосать грудь – это было врожденное умение. Кроме этих последних капель молока, Дездемона ничего не могла дать сыну. Обессиленный и потрясенный, Дагмар отвел взгляд. Он не выпускал тело сестры, чтобы не потревожить ребенка, и поэтому держал ее – вернее, их – и изучал руны, начертанные сестрой на пропитанной кровью земле.
Дездемона изобразила женщину с ребенком в кольце змеи; голова с раздвоенным языком поднималась через корону с шестью зубцами. По зубцу на каждый клан Сейлока. Еще она начертила руну силы и власти, но кольцо вокруг второй руны не было замкнуто, и Дагмар задумался, намеренно Дездемона это сделала или, умерев, не успела закончить. Он мог бы замкнуть кольцо своей кровью, но боялся – не навредит ли его вмешательство.
Замкнутое кольцо означало завершенность. В руне силы разрыв в кольце значил слабость. Пусть маленькую, едва заметную… но все же слабость. Если руна силы предназначалась новорожденному сыну, то Дездемона непреднамеренно оставила в ней фатальный изъян. Проведя клинком сестры по своей еще кровоточащей ладони, Дагмар закрыл разрыв.
– У него не будет ни матери, ни отца, ни клана. Всеотец, у него буду только я. И я не представляю, как справлюсь. Но если он – Байр – проклят какой-то уязвимостью, то я исправлю этот недостаток, – молился Дагмар.
На него вдруг снизошло странное спокойствие. Он уложил сестру на землю, в которую ей предстояло вернуться. Младенец заснул, отвалившись от материнской груди. Он был теплый и липкий, весь покрыт кровью и грязью, но головку покрывали темные волосики. Ладно скроенное розовое тельце со складочками жира наводило на мысль о хорошо откормленном поросенке. Здоровый мальчишка, подумал Дагмар. Просто отменный.
– Теперь ты должен отправиться со мною, Байр, – сказал он ребенку, назвав его по имени, выбранному матерью.
Прокляв Банрууда, она все же дала сыну имя, начинавшееся с первого звука названия племени. Имена всех мальчиков клана начинались с того же звука, что и у отцов. У девочек имена начинались с первого звука материнского имени. У Дагмара мелькнула мысль, что сестре нужно было бы выбрать имя по первому звуку в названии ее собственно клана. Отец ребенка имел на него права, хотя Банрууд открыто отрекся и от матери, и от ребенка. Чувствуя, как в груди закипает гнев, Дагмар поклялся, что не отдаст сына этому человеку.
Следуя примеру сестры, Дагмар сунул малыша под одежду, на голую теплую грудь, и начал долгий подъем обратно к храму. Сестре он пообещал, что вернется, как только позаботится о ребенке.
2
НЕСКОЛЬКО РАЗ ДАГМАР едва не повернул назад. Придется оставить себе младенца, но уйти от хранителей. Они никогда не позволят ему растить ребенка на территории святилища. На земле храма проживало очень немного женщин; большая их часть располагалась в комнатах для прислуги во дворце. В пределах храмовых стен женщины не жили. Хранители заботились о себе и святилище без их помощи – все братья по очереди выполняли повседневные трудовые обязанности. Нельзя было провести за молитвой, чтением или письмом весь день. Насущные потребности не позволяли оторваться от мира вещей, из которого так легко было уйти во время медитации.
Были на Храмовой горе и солдаты, небольшой отряд из королевского войска. Они защищали храм от грабителей и людей, пытавшихся проникнуть туда, где им не место. Храмовая гора походила на небольшой поселок, управляемый в основном мужчинами, и Дагмар точно знал, что не найдет няньку ни на территории храма, ни на прилегающих землях.