– Ух! Кут. Нахин. Таб…
– Откуда ты знаешь эти слова, Ари-ча? – удивленно округлил глаза Витум и хрипло усмехнулся.
Я заворчал себе под нос и сплюнул прямо на сцену. Халим пришел бы в бешенство. Хорошо, что его нет… Ладно, сам приберу.
– Не знаю. Где-то слышал, а что?
Витум покачал головой. Вроде без упрека.
– Да нет, ничего. Вернемся к оболочке. – Он снова нарисовал рукой большую окружность. – Это священный кокон, и с его помощью мы видим. Если вдруг его покинешь – хорошего не жди. – Сделав выпад, Витум выставил кончик меча далеко за пределы невидимого круга. – Ударить тебя я смогу, но смотри сюда… – указал он на свою далеко отведенную ногу, явно нарушившую равновесие всего тела. – Это плохо. Бей еще раз.
Изменив стойку, Витум жестом предложил мне атаковать, и я ткнул мечом в его сторону. Удар он отбил и, совершив плавное движение, оказался рядом со мной. Тычок открытой ладонью в висок – и я оказался на полу.
– Видишь, я двигаюсь, не теряя своей внешней оболочки, и не предпринимаю никаких действий, пока ты не очутишься в моем пространстве. Понял? Фехтовальщик чувствует свой кокон и знает, когда противник в него вторгается. Мы несем собственную оболочку с собой. Никогда ее не покидай и прислушивайся к ней.
Теперь я сообразил, что он имел в виду, и объяснения Маграба обрели новый смысл. Что фехтовальщик, что плетущий – оба чувствуют свой Атам, и, похоже, он простирается на расстояние вытянутой руки. В этом невидимом круге и находится наш дух.
Я сделал мысленную пометку. Надо будет еще раз обдумать услышанное, только следует дождаться той минутки, когда тело не будет чувствовать себя так, словно его жестоко топтали.
Судя по всему, Витум обратил внимание на мою усталость. Впрочем, его кошачья грация и сила тоже куда-то делись, и фехтовальщик утомленно опустил плечи:
– Мы хорошо потрудились, Ари-ча. Отдохнем? Джи-а? – Он поманил меня за собой. – Скоро Маграб-сам захочет насладиться твоими магическими умениями.
Я не осмелился сказать, что пока еще никакой магии не обучился. Маграб продолжал требовать с меня работу над гранями восприятия, а иногда возвращался к самому первому упражнению – с камнями. Так или иначе, я тренировался и сам, повторяя опыты с горящей свечой.
Даже не могу сказать, почему именно это упражнение запало в душу. То ли сработало шестое чувство, то ли сила привычки… Возможно, меня звал огонь. Как бы там ни было, возвращаясь с тренировки, я на ходу погрузился в пустоту и зажег в голове свечу.
Колеблющиеся языки пламени влекли к себе, и мысленный образ вполне правдоподобного огонька теперь возникал в мозгу без усилий.
По коридорам я двигался легко, с ранее несвойственной мне уверенностью. Сказывались многочисленные занятия с Витумом, да и времени наверху я проводил все больше. Ступив на гладкую каменную плиту, ощутил ее прохладную поверхность и открыл глаза. Хм… Забрел в проход, ведущий к комнате Халима…
Из-за его двери доносились голоса, однако ни слова разобрать не удалось. Я подошел ближе, продолжая удерживать в голове горящую свечу и отчетливо воспринимая все, что происходило вокруг.
– …кое-что получше, Халим.
Ага, Маграб…
– …насколько могу. Что у меня здесь…
Голос Халима звучал спокойно, хоть и устало после очередного долгого дня, хотя чем он занимался – мне было неведомо. В любом случае говорил он позевывая – наверное, собирался ложиться.
– Мои изыскания по Ашура…
Маграб говорил настойчиво:
– А я занимался историей Атвуна и Сура. И что с того? Пьесу можно поставить не раньше, чем она будет готова. Заручившись покровительством Коли, мы соберем большую часть нашего квартала. Зал будет заполнен каждый вечер, знай подставляй скамейки. О нас пойдет молва. Придут богатые люди. Так что я не намерен ставить сырые истории. Только идеальные представления!
Маграб вздохнул.
Я вздрогнул, осознав всю тяжесть своего проступка. Бесшумно пробрался к комнатам Халима, находясь в состоянии транса! Однако в коридоре никого не было, и я снова приник ухом к двери.
– Что у тебя есть полезного? – жадно спросил Маграб.
Хм, странный тон. Как у человека, который долго голодал и вот, наконец, ощутил запах пищи. Учитель явно жаждал знать нечто известное Халиму.
– Есть разрозненные куски их истории, и это больше, чем знает большинство. Я потратил годы, собирая записи. Покупал, выменивал. Все это отличный материал для пьесы. По каждому из Девяти у меня что-то да есть. Известны некоторые имена. История Атвуна – не то, во что нас заставляет верить церковь. Про Сура я тоже кое-что знаю. Бьюсь об заклад: тому, чем располагаю я, позавидует любой театр мира, – сказал Халим.