Впрочем, она всегда считала себя храброй девочкой.
К тому же это МОЯ земля!.. — с непонятным самой себе раздражением подумала Ольга, наконец заглянув вовнутрь.
То, что она увидела в сумеречных глубинах корабля, заставило ее вздрогнуть… В первый момент Ольга толком не поняла, что же это такое таится там внутри, лишь почувствовала странную оторопь от смутных линий, проступающих из красноватого сумрака, но постепенно, по мере привыкания глаз к тусклому освещению отсека, эти линии сложились в четкий контур некой фигуры…
Вот тогда–то она и почувствовала настоящий страх, оторопь, граничащую с безрассудным желанием развернуться и бежать…
В глубине грузового отсека космического корабля на массивной подающей плите застыло пятнадцатиметровое механическое чудовище…
С первого взгляда оно казалось похожим на сложившую крылья птицу — та же обтекаемая форма, две огромные механические ноги, каждая из которых оканчивалась тремя массивными пальцами… но как нелепо, ужасно, зловеще выглядело это сходство, когда разум начинал впитывать детали, понимать, — это не сервоприводное чучело какой–то небывалой жизненной формы, это машина… предназначение которой — убивать…
Чувство было ошеломляющим.
Ольга застыла как вкопанная, машинально вцепившись рукой в какую–то вертикальную стойку аппарели, украшенную змеящимися по ней шлангами стационарного питания, и смотрела в глубь космического пришельца, на затаившийся там хищный, приплюснутый контур боевой машины, с ясно различимыми сегментами смотровых триплексов, предназначенной для человека рубки управления…
Ее страх разрастался, накатывал волнами дурноты, до бесконтрольной дрожи в ослабевших ногах, будто квадратный провал грузового шлюза втягивал в себя ее разум…
Не стоило прилагать особых умственных усилий, чтобы понять — корабль и робот составляли единую боевую связку, механический организм, в котором в данный момент не хватало только третьего, самого важного его компонента — человека…
Ольга на секунду закрыла глаза, пытаясь представить себе мир, который мог породить подобный биомеханический симбиоз, но у нее ничего не получилось — в воображении клубилась какая–то злая мгла, и не больше того. Как она могла представить себе что–то чуждое ее разуму, не подвластное логике воспитания, неуместное, злое и неправильное, как вывороченная земля и обугленные деревья на склоне?..
В сознании двадцатилетней девушки мир был прост и складывался из иных, прямо противоположных этому чудищу понятий. Вот только что происходило с ним сейчас, в этот затянувшийся миг?.. Ольга смотрела в провал грузового шлюза и не могла отделаться от ощущения, что внутри нее что–то съеживается, будто невидимая рука комкает там лист бумаги, на котором черным по белому, просто и понятно была описана ее прежняя жизнь, где в отдельный, не подвергаемый сомнению столбец были выписаны моральные ценности, а в другой, поменьше, — жизненные планы… Теперь же непреложная ясность некоторых истин сминалась в ее душе, и она с ужасом поняла — еще немного, и тот скомканный листок будет выброшен вон…
От корабля и угнездившегося внутри шагающего робота исходили холодные волны ужаса. Это новое для нее чувство оказалось очень трудно понять, переварить внутри себя. Теперь она точно знала, что на самом деле случилось с ней той страшной ночью.
Четверо суток назад, на ее глазах, с неба упал покореженный осколок СМЕРТИ — понятия чуждого и противоестественного ей…
Отсюда следовало уйти, убежать как можно дальше и быстрее, но…
Странное чувство, на секунду показавшееся самой Ольге каким–то болезненным, ненормальным, влекло ее вперед, в темные, сумеречные глубины жуткого пришельца из космоса, будто тот и впрямь мог содержать в себе нечто чрезвычайно важное для, нее, Ольги Полвиной…
И она шагнула, внутренне сопротивляясь этому порыву откровенного безумия и в то же время поддаваясь ему, предчувствуя что–то неподвластное ни разуму, ни логике…
***
Темная, покосившаяся от потрясшего корабль удара дверь вела в ходовую рубку.
Ольга осторожно просунула руку в щель, ощутив под пальцами шершавый материал пневмоуплотнителя. Она чувствовала себя скованной страхом и сомнениями, но все же не смогла побороть желания заглянуть в святая святых корабля. Надавив ладонью на торец двери, она ощутила, как та подалась в стену, скользя по направляющим.
Перед ней открылось тесное, сумеречное помещение, центр которого занимало высокое и неуклюжее на первый взгляд противоперегрузочное кресло с широкими, усеянными кнопками подлокотниками.
Свободного пространства в рубке управления практически не было. Отовсюду, обступая кресло, сдвигались компьютерные терминалы. Они выпирали из стен, росли от пола, свисали с потолка на толстых хромированных кронштейнах, и повсюду — кабели, экраны, переключатели, сенсоры… Добрая половина оборудования даже на неискушенный взгляд такого человека, как Ольга, казалась более поздней модернизацией. Кто–то второпях переделывал данное помещение, приспосабливая его к новым целям. В пользу этого говорили проложенные поверх облицовки стен толстые жгуты компьютерных интерфейсов, следы различных монтажных работ, неуместная угловатость некоторых приборных панелей, их явная функциональность, с полной потерей эстетичности, в то время как первоначальное оборудование космического корабля было легко отличить по плавным, законченным контурам рационально размещенных терминалов.
Несколько минут Ольга просто стояла в узком проходе, между правым подлокотником кресла и гроздью нависающих от потолка экранов. Ее растерянный, испуганный взгляд скользил по техногенному, хаотичному интерьеру пилотской кабины, словно она пыталась мысленно угадать назначение тех или иных деталей нагроможденного вокруг кресла оборудования.
Конечно, ей это не удалось. О назначении некоторых экранов еще можно было догадаться, но и они, темные как ночь, больше пугали и сбивали с толка живущим в их глубинах отражением, чем помогали понять смысл и истинное предназначение этого странного, во многом пугающего корабля.
Известие о том, что его пилот тяжело пострадал при падении и, вероятно, не выживет, придавало сумеречному пространству рубки еще более зловещий ореол.
Кем он был? О чем думал?..
Чем дольше Ольга стояла посреди гробовой тишины, тем отчетливее в ее душе вызревала мысль о том, что ни один человек добровольно не втиснет себя в это кресло и не ринется навстречу собственной смерти… В его падении на Кассию присутствовал какой–то незримый злой рок, неизбежная, предопределенная заранее закономерность…
Ольга машинально облизала пересохшие губы. Гулкие удары сердца вторили ее мыслям. Ощущение казалось неприятным, подавляющим и в то же время каким–то томным, зовущим, будто перед ней лежал порог неизведанного, за который страшно и в то же время любопытно ступить…
Неожиданно для себя самой Ольга боком протиснулась меж приборными панелями и осторожно опустилась в кресло.
Сначала она просто села на его краешек, почувствовав, как промялась под ее весом обивка, потом, продолжая слушать удары собственного сердца, откинулась в объятия высокой, оканчивающейся полукруглым подголовником спинки…
Это действительно смахивало на искушение…
Правда, пока ничего страшного не произошло. Она сидела не шевелясь, перемещая взгляд по приборным консолям, читая надписи на интеранглийском.
Царящий в рубке управления сумрак заставлял ее напрягать зрение, и, наверное, поэтому Ольга внезапно заметила одну странность, которая, возможно, укрылась от взглядов тех, кто до нее побывал в этом помещении. А быть может, и не укрылась, но разве станут говорить об этом ей? Вообще–то корабль должны были через пару дней забрать из развороченной падением воронки и перевезти куда–то для более детального исследования. Охранять его не было никакого смысла. Кто на Кассии знал о его падении? Считанные единицы. Да и никто бы не полез сюда, в частные владения Полвиных, не поставив в известность хозяев. А уж отец бы позаботился о том, чтобы вокруг пришельца не болтались любопытные. Нет, только она в своем неуемном любопытстве могла прокрасться сюда вот так, практически тайком…