У Плутарха сохранились и два сообщения Фенестеллы — о похождениях Красса в Испании (Crass. 5.6) и о битве при Сакрипорте (Sulla 28.14). Свидетельства о последних днях Мария восходят к продолжателю труда Полибия стоику Посейдонию, который в составе родосского посольства находился в Риме на рубеже 87—86 гг. до н. э. и встречался с уже тяжело больным арпинатом (FGrH 87 F 37 = Plut. Mar. 45.7), а также к историографу Гаю Пизону (HRR I2, 317 = Plut. Маr. 45. 8-9)[10]. Оба сообщения носят благоприятный для Мария характер[11]. О том, как описывалась гражданская война в не сохранившихся трудах других историографов (анналистов) и мемуаристов (Валерий Антиат, Лициний Макр, Клавдий Квадригарий, Рутилий Руф и др.), можно лишь строить более или менее вероятные гипотезы.
Первым сохранившимся до нашего времени источником о тех событиях стали сочинения Цицерона, находившегося во время гражданской войны в Риме и знавшего лично многих их участников. Благодаря ему сохранились ценнейшие сведения о политическом и экономическом положении в Риме и в некоторых общинах Италии (Ларин, Америя) во времена гражданской войны. Господство Цинны и его преемников он называл «господством дурных», improborum dominatus, а его установление, как позднее и диктатуры Цезаря, — победой людей «бесчестных и пропащих», improbi и perditi[12]. В то же время он не отрицал, что это были три года без войны, triennium sine armis (Brut. 308) — характеристика, обретшая популярность в историографии нового и новейшего времени и подразумевающая положительные стороны этого периода[13]. Примечателен его подход к личности Мария — земляка и homo novus, как и сам Цицерон. Он нередко весьма похвально отзывался о нем в речах перед народом, тогда как в выступлениях перед сенатом, письмах и философских трактатах, т.е. перед иной аудиторией, куда чаще и жестче критиковал его[14]. Цицерон сравнивал свое возвращение из изгнания с мариевым, поскольку тот, вернувшись в Рим, устроил резню, чего не было в случае с ним[15]. Осуждается автором сочинений за жестокость Цинна (Phil. XI. I)[16], но он положительно оценивается как военачальник (Font. 43)[17], а указание на развязывание им (как и Марием) гражданской войны сопровождается наряду с осуждением признанием определенной легитимности его действий (recte, immo iure fortasse), поскольку речь шла о возвращении из изгнания[18]. Обращает на себя внимание и достаточно позитивное отношение Цицерона к П. Сульпицию, который является одним из участников диалога «Об ораторе» и подвергается довольно умеренной критике за деятельность в качестве трибуна[19]. Примечательно также, что Сулла, Марий, Цинна и Октавий в весьма сдержанных выражениях осуждаются Цицероном за разжигание гражданской войны (но не за дальнейшее поведение) и признаются «оптиматами» (Har. resp. 53-54). Не имеет значения, что думал сам оратор[20], явно не симпатизировавший всем четверым; важно, что он рассчитывал на положительный отклик аудитории[21]. Впрочем, циннанский режим оратор осуждал и в речах для народа, и в сочинениях для узкого круга.
Некоторые сведения о гражданской войне, а также интересные суждения о Сулле и Марии сохранились у Саллюстия. Хотя его «Historiae» начинались с 78 г., в I. 31-53, 90-96 освещаются события bellum civile, в том числе деятельность Сертория[22]. В них мало сведений, отсутствующих в других источниках, но они позволяют предполагать, что именно к Саллюстию восходили многие сообщения других античных авторов на интересующую нас тему — в частности, Плутарха и Аппиана. Примечательно отношение писателя к Сулле и Марию. Для обоих он находит слова похвалы, но также и неодобрения (см. Cat. 11.4; lug. 63. 2-6; 95. 3-4 etc.). Ни тот, ни другой не являются в его глазах носителями virtus[23], которой наделяется даже будущий враг Рима Югурта (пока он служит Риму — lug. 9.2). Это вполне соответствует взглядам Саллюстия, отказавшегося от участия в политике (Cat. 4. 1-2) и тем самым от поддержки любой из сторон в гражданской войне.
10
По мнению X. Петера (HRR, I2, CCCLXXX), это консул 67 г. до н. э. Гай Кальпурний Пизон. К Пизону, как полагает М. Сорди, восходит та часть рассказа Плутарха о скитаниях Мария, где подчеркиваются его
11
И это несмотря на то, что Посейдоний встречался с Марием во время творившихся последним убийств (Parker 2007, 142-143).
14
Werner 1995, 213. Нечто подобное мы наблюдаем у Цицерона и в отношении Гая Гракха и Клодия (см. Morstein-Marx 2004, 215-216). К. Братска не различает в данном случае речи перед народом и в сенате (Vretska 1955, 126-127), хотя рассматривает при этом почти исключительно речи перед народом или в суде.
15
Показательно освещение этого эпизода в речах по возвращении из изгнания перед народом (7,10,19-20) и сенатом (38) — оратор в обеих говорит об убийствах, учиненных Марием, но в первой он признает величие духа (
17
Т. Ф. Кэрни отмечает, что это единственное упоминание такого рода о Цинне, причем как о военачальнике второго ряда, легата, и к тому же лишь на заключительном этапе Союзнической войны (Carney 1960а, 114), но такое упоминание представляется важным само по себе.
19
Har. resp. 43; De orat. III. 11; Chapman 1979,61-72. Б. Г. Нибур и вовсе считал, что Цицерон «нежно любил» Сульпиция (Niebuhr 1849, 368). Л. Ходжсон, напротив, полагает, что Цицерон видел в Сульпиции человека, хорошо выучившегося ораторскому искусству, но не гражданской добродетели (Hodgson 2017а, 172-176). Однако Цицерон, насколько известно, не делал откровенно несимпатичных ему людей персонажами своих диалогов, а, кроме того, Л. Ходжсон не знакома со статьей К. Чапмен об образе Сульпиция у Цицерона, без чего ее выкладки сильно проигрывают.
20
И Цинну, и Мария за их репрессии Цицерон осуждал весьма сурово (см. классический пассаж: ND III. 81). Аналогичная критика Суллы относится ко времени его диктатуры, а не ко времени гражданской войны.
21
По мнению Р. В. Дерозьера, поведение Суллы в 83―82 гг. Цицерон оправдывал куда больше, чем в 88 г., когда тот взял штурмом Город (Desrosiers 1970, 184).
22
Образ Сертория у Саллюстия оценивался в литературе и как положительный, и как отрицательный, однако более убедительной кажется точка зрения, согласно которой писатель трактует его как двойственный персонаж (см. Gerrish 2012, 65-115).