Мала честно описала настоятельнице незнакомца: его осанку, волосы, одежду, короткий меч и маску. Она только не рассказала о том, где и когда они встретились.
— Думаю… Я не уверена до конца, но мне кажется, что это был герцог Фрактин. Наш правитель. — В голосе Малы прозвучала трудно скрываемая гордость. Если она и держала все это до сих пор в секрете, то теперь время секретов кончилось.
— Что ж… это доброе предзнаменование…
Но в голосе настоятельницы прозвучала настолько явная ирония, что Мала встревожилась:
— Так вы думаете, что это был не герцог?
— Милочка, вы знаете об этом больше меня. Все это только сон. Да он мог быть хоть самим императором!
— Нет! Он ни капельки на него не похож! Вы смеетесь надо мной.
Мала не могла сосредоточиться — одурманенные травами мозги соображали туго. Об императоре злословили все кому не лень: о нем ходила масса анекдотов, историй и слухов. Мала, хоть никогда и не видела его, слышала о нем достаточно: он носил скорее клоунскую маску, чем маску, достойную уважаемого человека. Стоило настоятельнице упомянуть его, как в памяти Малы мгновенно всплыли все комедианты и клоуны, которых она видела за свою жизнь. А особенно ей вспомнился шут, чаще других появлявшийся в их деревне на всех ярмарках и праздниках, — он еще рисовал на своем лице особую горестную мину. Но дело не в комедиантах, император — это совсем другое… Во всех анекдотах император был уже стариком, старательно дискредитирующим свое право занимать столь высокое положение, но в то же время имеющим право приказывать баронам и герцогам и даже королям. А также ему приписывали любовь к парадоксальным загадкам. («А что было бы, если бы они не захотели ответить на зов Вулкана?» — разнеслось эхом в голове Малы.) Кроме того, он слыл любителем розыгрышей, да таких, что только люди с тонким умом могли бы их понять. А еще — любого незаконнорожденного младенца или просто ребенка, чей отец отказался от него, в народе было принято называть «дитя императора».
Для Малы этот человек был не более чем словом, носителем титула… Во всяком случае, пока она находилась под властью зелий, она была неспособна мыслить ясно. Но герцог — он был молод. И на нем была отнюдь не шутовская маска.
Сквозь дымку бреда Мала поняла, что вернулся Джорд. И тут она с горечью осознала, что отцом ребенка может быть и он. Она видела его словно сквозь туман, но зато отчетливо слышала, как он тяжело дышит после подъема на пирамиду, а в его голосе звучит гордость: он сумел сделать все, о чем просила настоятельница, и вернулся вовремя. А затем Мала ощутила, как он зажал в своей огромной лапище обе ее ладони, и услышала, что он рассказывает настоятельнице о том, как умерла от третьих родов его прежняя жена. Знал бы Джорд, что герцог, возможно, имеет к сегодняшним родам прямое отношение…
На последние схватки наложилось особое видение. Сначала раздались голоса: неземное пение сгрудившихся вокруг постели Малы невидимок. Джорд и настоятельница куда-то исчезли, но Мале было все равно — кругом расстилался дивный сад, и в нем было столько интересного…
Пение раздавалось все громче, но постепенно его начал перекрывать шум ссоры. Голоса спорящих звучали все резче, словно предмет спора был для них очень серьезным.
Над изголовьем Малы склонялись цветы. Она никогда в своей жизни не видела такого обилия расцветок и форм. Она лежала на спине на… чем? На кровати? В гробу? На столе? А над ней, за цветочным барьером, яростно ссорились… боги.
Она не понимала их языка, но сознавала, что кто-то из богов возмущен тем, что Эрдне хочет ей помочь. Со своего места Мала видела только плечи и голову Эрдне, но даже этого ей хватало, чтобы понять, что он намного крупнее и выше всех остальных. Лицо Эрдне — Губителя Демонов, Рыцаря и обладателя множества других заслуженных его подвигами имен — было нечеловечески огромным и вызвало в памяти Малы неотвратимость вращения каменных жерновов ее мельницы — единственного механизма, с которым она была знакома.
Она подумала, что кое-кого из спорщиков она также могла бы узнать. Особенно Кузнеца — по его зажатому в кулаке огромному молоту, кожаному фартуку и хромой ноге. Из-за Джорда Мала боялась и ненавидела Вулкана. Но она была слишком слаба из-за выпитых трав, чтобы что-либо сделать. Впрочем, Кузнец вовсе не обращал на нее ни малейшего внимания: он не отрывал глаз от Эрдне. Спор между двумя группами богов продолжался и постепенно достиг высшего накала, но Мала была не в состоянии понять, о чем идет речь.
И вдруг она осознала, что ее ребенок уже родился, что он лежит рядом с ней, с перевязанной пуповиной, вымытый и запеленатый. Тем временем Эрдне и его сторонники одержали в споре победу. Ребенок открыл голубые глаза, и его крошечные пальчики зашевелились в поисках соска. Внезапно из небытия выплыла фигура его отца в маске и раздался голос, в котором явно звучала гордость: «Это мой сын, Марк». Это имя было одним из тех, что Мала обсуждала с Джордом, — не раз оно появлялось в обеих семьях.