Возраст невозмутимо читавшего вслух древние тексты мужчины было трудно определить на глаз. Сейчас он находился в самом расцвете зрелости, но что-то в его облике подсказывало, что на самом деле он старше, однако не собирается стариться и впредь. Одежда его была из великолепного полотна ручной работы, скроена просто и удобно — однако на удивление измята и перепачкана. Его светло-русые усы и борода, так же как и одежда, носили на себе следы недавнего ужина, и, судя по некоторым из них, можно было понять, что в его меню входили не только хлеб и вода.
Время от времени его сильные пальцы переворачивали страницы, и он все читал и читал тихим голосом. Он даже не читал, а переводил с листа древний язык на современный. Вдруг он запнулся на секунду, словно обдумывая правильный перевод, а затем продолжил:
— «И сказал бог Эрдне людям Прежнего мира: „Лишь раз я могу простереть длань свою, чтобы защитить вас от вашей глупости. Лишь раз — не более. Лишь раз я могу изменить мир так, чтобы он не погиб от адских бомб, секрет которых вы, в гордыне своей и бездумии, вырвали у самой природы. Лишь раз я могу внести благодатные изменения и ввести мир в Новую фазу. И длиться она будет сорок девять тысяч девятьсот сорок девять лет“.
И люди Прежнего мира отвечали Эрдне: „Мы услышали тебя и согласны. И пусть изменившийся мир отныне будет называться Новым. И мы клянемся тебе самой великой клятвой, что больше никогда не станем убивать, грабить и насиловать друг друга ради получения выгоды, из зависти или для развлечения. И никогда больше не станем мы бросать бомбы на чужие города, никогда больше мы…“»
Чтец внезапно поднял голову от книги и спросил своего слушателя:
— Вас что-то беспокоит, сударь? Вы выглядите озабоченным.
Узник обернулся к нему:
— Я, сир Эндрю? О нет. Меня абсолютно ничего не беспокоит. Разве что… я подумал, что человек снаружи решетки все же счастливей того, кто сидит за ней.
Молодой человек постарался придать лицу самое что ни на есть приятное выражение и робко улыбнулся.
Сир Эндрю нахмурился:
— Если вы считаете, что находиться снаружи лучше, то не позволяйте своему сознанию блуждать по мере моего чтения. Ваше воссоединение с этим солнечным миром там, за окнами, зависит исключительно от вашего поведения здесь, равно как и от вашего желания признать прошлые ошибки и встать на путь исправления. Вам необходимо принять некоторые мои рекомендации.
— Я уже признал все свои ошибки, сир, — поспешно перебил его Капару. — Полностью и бесповоротно. И теперь готов к любым рекомендациям.
— Прекрасно. Но запомните раз и навсегда, что я никогда не выпущу вас отсюда, пока не буду уверен, что вы не вернетесь к старому ремеслу и больше не станете грабить невинных прохожих на большой дороге.
Заключенный тут же принял позу примерного школьника, изображая полное внимание.
— Я изо всех сил стараюсь вести себя хорошо, сир Эндрю.
Его беспокойные глаза метнулись к собеседнику, чтобы убедиться, насколько искренним показался тому его ответ.
— Правда? Тогда слушайте меня внимательно.
Сир Эндрю откашлялся и снова уткнулся в пожелтевшие от времени страницы. По мере чтения морщины на его лице разглаживались, а правая рука усиленно жестикулировала, как бы помогая своему хозяину правильно формулировать фразы.
— «И вот годы Новой фазы завершились. И к тому времени вошел в полную силу Оркус, принц демонов. И Оркус узрел, что восседавший по правую руку от Эрдне на совете богов Драффут — Покровитель бессловесных тварей и людей — начал излечивать людей именем Эрдне от любых ран и болезней. И узрев это, Оркус стал яр, яко…»
— Простите, сир?
— Да?
— Я не понимаю этих слов, сир. «Стал яръякой» — у нас так не говорили.
— Ах вот как, «Стал яр» означает попросту «разозлился», «разъярился», а «яко» — это «как», — мягко ответствовал сир Эндрю и продолжил чтение: — Где я остановился? А, вот… «Во всем мире Новой фазы лишь сам Эрдне мог противостоять принцу Оркусу. И со всех концов земли стали собираться люди доброй воли, отстаивавшие заветы Эрдне. И собирались они под знаменами Дункана, принца Дальних островов. А под знаменами проклятого богами императора Джона Злонравного стали собираться те, кто приветствовал порок и…»
— Сир?
— Ну что еще?
— Я опять кое-чего не понял. Так что, этот Злонравный был императором?
— Ну как вам сказать… Пожалуй, был. Ага, значит, теперь вы меня слушаете? Хорошо. В те времена — не забывайте, что речь идет о событиях двухтысячелетней давности, о конце эры Новой фазы Эрдне, когда произошла великая битва между ним и Оркусом, в результате которой они оба погибли, — так вот, в те времена император имел намного больше власти, чем все нынешние императоры, вместе взятые. Он обладал невиданной мощью. И сравнить эту великую фигуру с сегодняшним ее жалким подобием, вызывающим у подданных лишь насмешки, весьма и весьма интересно в историческом плане…
— Сир?
— Ну что еще?
— Я опять не понял, сир. Так выходит, Эрдне погиб?
Сир Эндрю торжественно кивнул в ответ.
— Да, вы действительно слушаете меня. Но сейчас мне не хотелось бы вдаваться в подробности. Вам главное уяснить для себя общий смысл. Позвольте мне закончить. Где я остановился?.. Ага. «И они сошлись в смертельной схватке. И Оркус рек Эрдне…» Проклятье! Почему нам мешают?
Заключенный сосредоточенно нахмурился, пытаясь угадать, что было в пропущенном куске текста. Но тут наверху лязгнули засовы, потом послышался скрип дверей, а затем мягкие, почти неслышные шаги. Сначала под каменной аркой свода коридора показались ноги тюремщика: он медленно спускался по ступенькам, пока наконец не объявился в полный рост. В руке старик держал факел, но не для того, чтобы осветить путь себе, — за ним шла женщина! «Настоящая дама!» — подумал заключенный.
В ее одежде преобладали королевские черно-оранжевые цвета, и даже на расстоянии ощущалась ее магическая сила. Когда-то она была очень красива — это чувствовалось и сейчас, но в черных волосах уже серебрились пряди седины, а вокруг глаз лучиками разбегались морщинки.
Спустившись со ступенек, дама остановилась и позвала:
— Сир Эндрю! Мне срочно понадобилась ваша помощь. Всего на пару минут. Это очень важно.
Сир Эндрю, пробурчав что-то себе под нос, немедленно вскочил со стула и принял подобающую позу.
— Это и вправду важно, Йолди? — И тут же сам ответил: — Похоже, что да. Иначе и быть не может.
Уже много лет Эндрю Добрый внушал своим близким, что не терпит, когда ему мешают предаваться любимейшему из его дел — наставлению заблудших душ.
Махнув рукой в сторону узника, что, очевидно, означало, что чтение откладывается, сир Эндрю устремился к лестнице и забрал у престарелого тюремщика его факел. Воздев факел и зажав под мышкой любимую книгу, верный рыцарь последовал за дамой своего сердца вверх по лестнице. Он понял, что их разговор не предназначался для чужих ушей.
Не успели они подняться на следующий этаж, как дама Йолди, бросив многозначительный взгляд на древнюю книгу, спросила:
— Ну как, сумел ты добиться хоть чего-то?
— Думаю, мы начали неплохо. Да знаю, знаю, ты считаешь, что мое чтение только действует им на нервы. Но как ты не можешь понять, что я подвергаю их воздействию добра, и может быть, впервые в их жизни? Если тебе угодно, можешь называть сию древнюю историю — историей добра.
— Сомневаюсь, что их это может пронять.
На лестничной площадке было достаточно окон, чтобы залить лестницу ярким солнечным светом, поэтому сир Эндрю потушил свой факел в ящике с песком и согласно кивнул:
— Но ты бы только послушала, что они рассказывают о себе! Они понятия не имеют о добродетели. Взять, к примеру, хотя бы того бедняжку, что нынче сидит под замком. Он сам мне рассказывал, как его одолели демоны зла.
— И ты ему поверил? — В голосе дамы Йолди четко звучало понимание того, что ответ будет отрицательным, и одновременно сомнение в том, что она хоть однажды услышит его от сира Эндрю вслух.