— Будьте здоровы! — сказала Пугва.
— На всякое чихание не наздравствуешься! — заметила Сестра и ошпарила кипятком капустный лист.
— Ах, как вы можете так говорить! — воскликнула Пугва. — Это жестоко, они ведь так больны. Будьте здоровы — в таких случаях очень помогает.
— Моя дорогая, в таких случаях ещё больше помогает чай с вареньем и горчичники, — фыркнула тётя и завернулась в капустный лист.
(Сестра Мышастого заворачивается в капустный лист, когда выходит из себя. Горячий капустный лист очень успокаивает).
— Но поддержка, искреннее сочувствие окружающих не менее важно! — запротестовала Пугва.
— На чужой рот пуговицы не нашьёшь — сказал вдруг Мышастый.
— На что это вы намекаете?! — вспыхнула Пугва и вылетела из комнаты.
— Медведь несчастный! — взорвалась тётя. — Она же теперь неделю дуться будет.
— А что я такого сказал? — растерялся Мышастый. — Я просто вспомнил пословицу.
— Лучше чихнуть, чем такое вспомнить! Не могу сказать что-нибудь другое?! Без костей рыбки не бывает, например.
— Но про рыбу было бы совершенно некстати, — удивился дяд.
— Зато, при Пугве, про пуговицу — это в самый раз! Ошпарю-ка я ещё один капустный лист, чувствую, одного сегодня не хватит.
— Зря она обиделась и ушла, я собирался прочитать вам стихи, — сказал дядя.
— Какие ещё стихи? — заинтересовалась Сестра.
— Новые, одни придумались, пока я чихал. Называются „Белый заяц“, — объявил Мышастый:
— Вошёл, — поставила точку Сестра.
— Спасибо, поблагодарил её Мышастый. — Эти стихи очень увлекают и самому невозможно остановиться.
— Хорошие стихи, — похвалила Сестра, — Но почему они называются Белый Заяц?
— Белый относится не к зайцу, а к стихам. Потому что, когда в стихах нет рифмы, это белые стихи.
— Допустим, но где же заяц? — спросила Сестра.
— Заяц подразумевается, — ответил дядя.
— Где?
— Он в лес вошёл, неужели непонятно?
— В лес мог войти и волк, — возразила Сестра.
— Что ты? Ни в одной книжке не написано — волк вошёл в лес. Волки всегда выходят из леса. Например:
Типично волчьи стихи.
— Не может быть! — удивилась тётя.
— Без сомнения. Вспомни:
— Ну и что?
— А то, что он сразу приметил лошадку. Обрати внимание, именно лошадку, а не лошадь. Почему?
— Почему? — переспросила Сестра.
— А как ты сама называешь что-нибудь вкусненькое? — Творожок, сметанка, карамелька…
— Верно, верно, — согласилась тётя, — как же я сама не догадалась?
— Знаешь, я передумал, — сказал Мышастый.
— А я уверена, это был волк, — заявила тётя.
— Да нет, я про свои стихи, — объяснил дядя.
Я всегда поражался способности дяди одновременно думать о разных вещах.
„Это очень просто“! — сказал мне однажды Мышастый. — „Главное, чтобы мысли аккуратно лежали одна на другой, как стопка конвертов. Иначе они начнут сползать и путаться. Но, если ты держишь мысли в определённом порядке, то можешь думать о всей стопке сразу“.
— Пожалуй, я заменю название Белый Заяц, — между тем продолжал Мышастый. — Оно не совсем удачно, потому что не выражает сути. А суть в том, что в этих стихах я остановил мгновение:
И так без конца. Заяц входит в лес, махает лапой и входит, и снова, и снова, пока я читаю стихи. Поэтому, я назову их — „Продлись, продлись, очарованье“.
— Очень мило, — одобрила тётя. — А сейчас спать, и чтобы завтра были как огурчики!
На этом я заканчиваю. Надеюсь, завтра мы с самом деле будем огурцом и приедем к вам в пятницу.»
Глава десятая
Валерьян Павлович
В пятницу Мышастый не приехал, но зато прибыл Мышенький и рассказал, что к дяде залетел попугай. Попугай не залетел бы, если бы Сестра Мышастого не решила проветрить комнату, а Сестра Мышастого не решила бы проветрить комнату, если бы Мышастый не имел мужской разговор со своим Кактусом. А Мышастый не имел бы разговор с Кактусом, если бы не расцвёл кактус Пугвы. Но у Пугвы кактус расцвел.