(Уильям Блейк, перевод Якова Фельдмана)
— Ты более чем права, красавица. Здесь "каждый писк благополучен", — Принц с изощренным ехидством намекнул на стихотворение
Я шел по роще в день весенний
И птиц услышал невзначай.
И их безумное веселье
Во мне посеяло печаль.
Природа ликовала. Между тем
Душа сжималась и грустила.
Что с Человеком сделал Человек!
Какая жалкая картина!
Вьюнок сквозь ветви тащится наверх,
Блестит на солнце паутина.
Что с Человеком сделал Человек,
Какая жалкая картина!
Птиц суетливых весел каждый вздох
И каждый писк благополучен.
А человек унижен и жесток,
И безнадежностью измучен.
И каждый к солнцу рвущийся побег
Берет свое неукротимо!
Что с Человеком сделал Человек,
Какая жалкая картина:
(Уильям Вордсворт, перевод Якова Фельдмана).
После примерно получаса достаточно изматывающего турнира в светском стиле, за которым с любопытством следили многие, в первую очередь князь Клингор, наслаждавшийся тем, как виртуозно Атар выпутывался из сетей его придворных дам и радовавшийся втайне, что ему самому можно расслабиться и что никто из знати не клюнул на удочку новой колонии, в бой вступили войска стратегического назначения. Пред Атаром оказалась высокородная гетера Кисса, личный вассал принца Клингора.
Мало того, что статус высокородных гетер был высок по законам и обычаям Империи, Кисса была настолько знаменита, что ее могли бы признать Королевой гетер, если бы она не принесла в свое время нерушимую вассальную присягу принцу Клингору. Королева не может быть вассалом князя, даже знаменитого… У Атара пробежал холодок по спине. Правом Высокородной гетеры было бросить вызов на поединок любви кому угодно. Отказаться от вызова без уважительнейших причин было исключительно позорно и даже бесчестно. Атар почувствовал себя кроликом перед удавом.
Невысокая, золотокожая, кареглазая, темноволосая Кисса с улыбкой посмотрела на принца Атара, который до конца не смог спрятать свое замешательство, смешанное с искренним восхищением.
— "Победитель в сотне битв" в жизни, в любви и в беседе, кажется, несколько смущен? — чуть иронично спросила гетера, намекнув на знаменитый сонет. — Боится в бою последнем потерпеть пораженье?
— "Званий я не уступлю", — ответил Атар в тон ей, почувствовав, что перед ним раскрывается пропасть, а спиной ощутив слегка насмешливую улыбку князя Клингора.
Рожденный под счастливою звездой
Горд титулом и всенародной славой,
А я, триумфом обделен судьбой,
Живу своей любовною отравой.
Расцвел под солнцем ласки фаворит,
Но благосклонный взор отвел властитель:
Мгновенно он фортуной позабыт,
И в лучшем случае — обычный житель.
Воитель, победитель в сотне битв,
Единственное терпит пораженье,
И, если в этой битве не убит,
Теряет честь, добытую в сраженьях.
Я рад, что я любим и что люблю,
И этих званий я не уступлю.
(Шекспир, сонет XXV)
Неожиданно Кисса открыто улыбнулась.
— Князь наш соизволил разрешить всем своим вассалам присоединиться к тебе, Атар, чтобы основать новую колонию. Я пользуюсь этим великодушным разрешением и объявляю тебе и своему любимому и благородному сюзерену, что я отправлюсь с вами осваивать новые земли.
— Ну, дядюшка Атар, я чувствую, ты одержал первую блестящую победу, — солнечно улыбнулся князь. — Подойди сюда, Кисса, моя ненаглядная. Я условно освобождаю тебя от вассальной присяги. Освобождение станет окончательным в тот миг, когда ты вступишь на борт корабля, отплывающего в колонию.
— Я благодарна, князь, — поклонилась Кисса. — Я клянусь, что, если почему-то колонизация не состоится, я вернусь в твое подданство.
— Я думаю, что ты будешь для нас ценнее сотни рыцарей, — ответил Атар, поцеловав Киссу в щеку. — Варвары будут валиться к твоим ногам, нам останется лишь брать их в плен.
— Неужели ты столь бесчеловечен, что заставишь меня, слабую женщину, встать в ряды войска? — Кисса сразу уловила возможность поддеть принца.
— Почти все битвы на самом деле решаются не сталью, а еще до их начала духом и разумом, — улыбнулся принц. — А насчет слабости: ты сильнее в этом почти всех мужчин.
— Я очень рад, прекрасная, что теперь я могу отпустить себя на волю и поухаживать за тобой как обычный рыцарь, — с улыбкой сказал князь.
Атар понял, что настала пора сказать свое стихотворение, а не отделываться цитатами из классики. И он выдал экспромт: