— Каждому под девяносто, а туда же — шашками махать!
— Ну, деды, — спросил Буденный, — против нас еще пойдете?
— Никак нет…
— Тогда идите домой. Я вашему слову верю. Нарушите, другой разговор будет. А пленных мы не рубим. Понятно?
— Понятно, господин Буденный, — обрадованно загудели старики.
— Этих отпустить? — изумился начальник особого отдела. — То ж — злейшие враги.
— Заблудшиеся они, — тихо сказал командарм. — Пусть идут. Живые, они — лучшие агитаторы. Расскажут другим, им поверят, поймут. Придут к нам. Казаки не офицера. — Он повернулся к эскадрону: — Учтите, назад ходу нет. Твердо решили за народ биться?
— Мы генеральскими делами по горло сыты, — ответил за всех Акалов.
— Годится, — кивнул командарм. — Берем.
— Скидывай погоны, ребята! — крикнул Акалов и спросил: — Мы теперь красные?
— А это мы в завтрашнем бою увидим, — усмехнулся Ворошилов.
Но тут из ряда стариков выступил крепкий рыжебородый урядник.
— Продали, — сказал он казакам. — Продали Тихий Дон и казачью честь!
— Ну, этого-то я возьму на себя, — сказал Бурденко, начальник особого отдела.
— Возьми, — согласился Буденный. Он глянул на часы и сказал Ворошилову: — Что-то гости припозднились. Не случилось чего?
— Раньше вечера и не жди, — ответил тот. — Порядку сейчас на дорогах нигде нету.
От строя отделился коновод с конем в поводу.
— Это тебе, — сказал Акалов Буденному и сдернул с коня попону.
Все ахнули. Редкой золотистой масти буланый жеребец с черным ремнем вдоль спины предстал перед ними.
— Из-под Деникина увели. Казбеком кличут.
— Спасибо, — сказал командарм.
Бойцы окружили жеребца.
— Фигуральный конь, — сказал начальник штаба Зотов.
— Лошадь справная, — согласился Бурденко.
— Сейчас проверим, — сказал командарм и шагнул к коню.
Казак стал подтягивать подпруги, и с каждым пристегнутым ремнем конь собирался все больше.
Раздался топот. Во двор влетел всадник и, с трудом сдержав взмыленного коня, рухнул с седла на землю.
Начальник особого отдела кинулся к нему.
— Измена, — прошептал хрипло окровавленный человек. — Мой полк бунтует. Военкома убили.
— Подробней! — резко обернулся командарм.
— Акты насилия и грабежа под влиянием влившихся в часть бандитских элементов, — с трудом докладывал раненый командир. — Я не говорил — думал, разберусь. Дошло до стрельбы. Гришу убили…
— Строгость жалостью подменяешь! Чьей бригады? — крикнул командарм, застегивая ремни.
— Моей, — отозвался стоявший рядом Маслак.
— Ты комбриг или партизан?
Маслак опустил голову.
— Пойдешь под трибунал! — яростно крикнул командарм. — На высшую меру! Шлепну на месте, ты, Маслак, не можешь сомневаться… Где они? — обернулся он к командиру полка.
— На пустыре! — ответил тот. — Митингуют!
Не коснувшись стремени, Буденный влетел в седло и разобрал повод. Золотистой молнией взметнулся конь, пытаясь сбросить всадника, но задавленный умелой рукой, встал на все четыре.
— Под генералом ходил, а подо мной не хочешь? — выкрикнул Буденный и с места послал коня в галоп, махнул через брошенную тачанку, через высокий забор.
— Куда ж один-то? — крикнул Городовиков и тоже кинулся к лошади.
— Особую бригаду по коням! — пропел начальник особого отдела.
Пройдя бешеным наметом через город, командарм вылетел на пустырь и смаху врезался в орущую, размахивающую оружием толпу. Задавленный удилами конь поднялся над толпой.
— Становись! — задыхаясь, крикнул Буденный.
— Командарм!
— Буденный!
— Сам! — слышались голоса среди наступившей тишины.
Прошло мгновенье — и полк выстроился в шеренгу. В рядах глухо ворчали, лица потупленные, хмурые, злые.
Буденный следил за строем.
— Ра-а-вняйсь!
Подравнялись.
— Смир-р-на-а!
Застыли.
— И я с вами ходил в атаку, — тихо начал командарм, но слышали его все. — Вы не бойцы Красной Армии! Сдать боевые знамена!
Над застывшим полем мертвая тишина. Знамена над строем качнулись. Знаменосцы выехали вперед и опустили их перед командармом. На глазах застывших бойцов появились слезы.
— Клали оружие!
Смятение прошло по рядам. В глазах командарма не было сомнения Он в упор смотрел в лица бойцов. Сломалась первая шеренга. За ней вторая. Оружие легло на землю. По рядам прошел тяжелый вздох. Затем послышались рыданья. Командарм оцепенел.
Бойцы плакали навзрыд, а среди них — озирающиеся волками не сдавшие оружия преступники.