— Ну?! Кога? — в один голос вскрикнули Поливка и Варя.
— Нынче. Приходит это, знаешь, сапоги начистил. Позвольте, говорит, Авдотья Семеновна, с вами объясниться… В общем, насчет всяких уз толковал.
— А ты?
— Я? — переспросила Дуська. — Я завернулась и пошла!
Пашка набивал патронами обойму.
— А ежели они без погон или темно, скажем, как их отличишь? — пытал его молодой казак.
— Первым делом, — ответил Пашка, — на хвосты смотри, они их не режут, а мы стрижем под бабки. А вторым делом — на винтовки: они их через правое плечо носят, а мы — через левое.
— А если он без винтовки? — спросил молодой.
— Тогда он, миляга, сам тебя отличит,
— жестко сказал Пашка, ковыряясь с патронами. — Отличит, да так, что никаких сумленьев!
Туман редел. Теперь уже только клочья пелены плыли над степью.
— Говорят, деникинские офицеры избегают с вами встреч, — сказал Сталин. — Жребий тянут, кому идти. Они утверждают, что ваши бойцы — фанатики. Рубятся до последнего.
— Тише… — Буденный поднял руку.
— Что? — тревожно спросил Сталин.
— Скворцы поют, — ответил командарм. — Значит, будет ясная погода. Донская примета. Скоро развиднеется, не опоздать бы. Пожалуй, начнем. — И он махнул рукой.
Тут же вперед выступили трубачи, и топкий серебряный звук, подхваченный полковыми трубачами, полетел над бесконечной линией замерших перед боем эскадронов.
Разузданные кони, щипавшие траву, разом вскинули головы и настороженно застыли.
Бойцы поднялись.
Все смотрели вперед. Но впереди была сплошная полоса рваного тумана.
— Да, — сказал казак, — положим нынче головы, дорогие товарищи начальники, за народное дело. Не увидим новой, светлой жизни…
— Не зуди, сачок, — оборвали его.
— Разбирай коней! Подтянуть подпруги!..
Жаворонок выпорхнул из кустов и тревожно забился над людьми.
— За гнездо тревожится, — сказал боец.
— Нехай перетерпит. И для него, небось, ковыряемся…
— Зябко что-то мне, — сказал казак.
— Щас согреешься…
— Эй, — кричал взводный, — пораспустили коней. Не дай нагибаться. Заподпружить!..
— Тпру. Стой…
Туман редел и клубился в сырых лощинах.
— Топчи огонь. Соблюдай маскировку!
Бойцы тушили редкие костры.
— Чего бы я съел, ребята… — мечтательно протянул боец в кубанке. — У нас дома аккурат в это время цыплят режут…
— Заткнись, и так тошно.
Филька-казачок устраивался на козлах тачанки. В карманах его что-то лязгнуло. Матвей испуганно отодвинулся.
— Слухай, Филька, ты ентими гранатами не шуткуй. Себя распотрошишь и людёв покалечишь.
— Поедем, што ль? — строго спросил усатый батареец повозочного деда, дремавшего на козлах. — Поедем или дремать будем?
— А по мне, как хочешь, товарищ, — почесываясь, безразлично ответил Грищук. Он покосился на острый круп лошади и на стоявшего рядом жеребенка. — Я, почитай, верст полтыщи уже отмахал. То одного везешь, то другого — обратно…
Теперь — снаряды… Я понимаю, конечно, дело военное, помочь нужна… Приник уж, второй месяц. Будто и дома не жил вовек,
— А ты иди, тебя ж никто не держит.
— Дык куда ж я без нее, без кормилицы, пойду. Старуха домой не пустить, — он вдруг смолк. Прямо к нему шел эскадронный.
— Ты вот что, — сказал эскадронный. — Жеребца своего сничтожь! Наведет панику в бою… Гляну на него, и рука дрожит. Рубить не можно. А все через то, что вид у него, поганца, домашний, а на воине подобное не полагается! — Не взглянув па жеребенка, он ушел.
— А у меня дома, — сказал усатый батареец, — такой же растет. Вот вернусь — с бабы, как за дитё, спрошу!
— И когда этой войне конец, — с сердцем проговорила Дуська и полезла в фургон с красным крестом. — Сколь народу побили!
— Недолго уж ждать. Теперь скоро, — сказала Варя, тревожно вглядываясь в туман.
И вновь звук трубы, уже более резкий» пронесся над рядами.
— К атаке! Становись! По коням! Становись!
Бойцы стали съезжаться в шеренги.
— Примкнуть штыки, — тихо и взволнованно говорил «гусар» пехотинцам. — Патрон в ствол. Проверить…
Очкарик неумело тянул подпруги. Низкорослый конёк надул брюхо и, упрямо сжав зубы, отвесив нижнюю губу, ждал.
— Ну, подлец! Вот подлец! — сердился очкарик.
— Не забижай скотину, — сказал ему взводный, уже сидевший верхом.
— Ведь на нем вчера пахали. Как на нем в атаку идти? — растерянно спросил очкарик.
— А на тебе что ране делали? У нас всех разная предназначения. — мудро ответил взводный. — К войне никто не назначен. Однако шашку на плуг менять рано. Потому идем и не жалимся…