— Куда консерву девать?
— Какую «консерву»?
Грищук отвернул рогожку — в бричке россыпью лежали снаряды. Жеребенок настороженно обнюхал их и фыркнул.
— У вас нет распоряжения, — канючил хозяин.
— Сейчас будет, — ответил Добров и попросил повозочного — Дай-ка один.
Грищук осторожно подал ему снаряд. Добров вложил его в ствол, замок смачно щелкнул. Добров закрутил ручками наводки. Ствол пушки повернулся и уперся в спины красноармейцев, дружно наседавших на неподдающиеся двери. Хозяин изумленно смотрел на него.
— А ну, — крикнул Добров, — разойдись!
Толпа раздалась и отступила.
Грянул выстрел. Дубовые двери разлетелись в щепки и пыль.
В проем хлынула толпа.
Хозяин схватился за голову.
— О це ключ! Любу дверь отопрет! — В сопровождении двух красноармейцев появился начальник особого отдела Бурденко. — Это ты — бывший суконный фабрикант? — спросил он багрового толстяка.
— Я, — ответил тот.
— Пошли, — сказал начальник особого отдела, — я из тебя сейчас шелкового сделаю.
— Хотел бы я видеть, — багровея еще больше, закричал фабрикант, — что вы будете делать, когда нас разграбите…
— Пожалуй, не получится… Пожалуй, не увидишь, — задумчиво ответил начальник особого отдела, и красноармейцы повели фабриканта со двора.
Грищук все еще топтался рядом.
— Послухай, — спросил он вновь склонившегося к прицелу Доброва. — Ты часом не видел… Семка Грищук, хромой он и без двух ребер… Сынок он мне.
— Нет, — ответил Добров. — Не видел и не слышал.
Из пыльного проема дверей бойцы выносили кипы обмундирования царской армии. Галифе, френчи, гимнастерки, шинели. Их тут же примеряли.
— Вот чертов боров. — ворчал Сурков, прыгая на одной ноге и натягивая галифе, — какую обмундировку хотел сгноить!
Широко шагая, командарм шел через анфиладу комнат разоренной усадьбы. Следом за ним, едва поспевая, шли командир взвода квартирьеров и начальник штаба Зотов.
— Эта для гостей… Эта тоже…
В комнате, приспособленной под канцелярию штаба, при появлении начальства вытянулся взводный разведки.
— Как дела, Новиков? — спросил командарм.
— Какие дела… — недовольно махнул рукой тот и указал на стол.
На столе, заваленном бумагами, положив под голову седло и отвернувшись к стене, лежал человек в сапогах со шпорами и при шапке.
— Кто это? — спросил командарм.
— Комполка Гончаров, — ответил Новиков.
— Ты что же это, Кондрат Степаныч, людям работать мешаешь? Ты ж ранен, так и лежи в лазарете.
— В лазарет мне ни к чему, — не повернув головы, пробурчал Гончаров. — Я помирать не собираюсь. Я твой приказ соблюдаю.
— Какой приказ?
— А вот, — поднялся Гончаров, — послухай, коль сам писал: «Комполка Гончарова Кондрата в связи с ранением полагать больным при штабе». Вот я и полагаюсь! — И опять завалился на стол. — Скрипи пером, Филипп, — сказал он Новикову. — Ты мне не мешаешь.
— В пехоту, что ли, тебя списать? — раздумчиво произнес командарм.
— Зачем в пехоту? — Гончарова как ветром сдуло со стола. — Мы и так с понятием. — Он схватил седло. — Разрешите завтра в бой. Мне эта рана — комариный укус.
— Сказано, лечись… — строго сказал командарм.
— Есть, — вытянулся Гончаров, отдал честь и вышел…
… В парадном зале с зашторенными окнами они увидели человека, одиноко сидевшего в кресле. При их появлении человек поднялся.
Это был тот самый старый генерал, желавший увидеть Буденного. В сумерках зала он внимательно вглядывался в лицо командарма — и вдруг:
— Полк, смир-р-на! Старший унтер-офицер Буденный, на середину полка галопом марш!
— Ваше превосходительство! — изумленно проговорил вытянувшийся от растерянности командарм. — Бригадный генерал Копачев, Денис Васильевич…
Но генерал словно не слышал его.
— За подстрекательство солдат к бунту и избиение вахмистра Хесманова полевым судом приговаривается к расстрелу…
— Да ведь он зверь… — вытянувшись, обрадованно проговорил Буденный.
— Но, — уже улыбаясь, закончил генерал, — учитывая честную и беспорочную службу, командование дивизии решило ограничиться лишением георгиевского креста четвертой степени…
— Так, вы же меня вновь представили, под Эрзерумом, — смеясь, напомнил Буденный.
— Помню, помню… — растроганно проговорил генерал, и они обнялись. — Под Керманшахом прорвали оборону турок… — Генерал вдруг отстранился от Буденного. — А в иностранной прессе пишут, что Буденный — генерал. Сподвижник самого Скобелева!