тывались, девчушка была явно близка к обмороку. Не помню точно, что я тогда наплел, стремительно утаскивая на руках бесчувственную девочку в неизвестном направлении. Не знаю, направилась ли моя до глубины души оскорбленная спутница домой, или вернулась к танцующей за ограждением нечисти, но через пару часов она точно была дома, хоть и не желала больше со мной разговаривать - никогда в жизни, как злорадно сообщила мне ее соседка по комнате. Теперь уже, долгое время спустя, обзаведясь кое-какими теоретическими познаниями в данной области, я понимаю: увидев, что она смогла первый раз беспрепятственно покинуть хоровод, я мог бы и перестать за нее беспокоиться. Дело в том, что все старинные легенды наперебой твердят - чудный народ холмов интересуют только дети и юные девушки, а когда те пересекают черту юности, их, бывает, даже возвращают обратно, наградив знаниями о волшебных свойствах трав и камней. Так что, раз плясавшая в хороводе нечисть не попыталась задержать мою прекрасную леди... вероятно, они сочли ее недостаточно юной, а значит, мне не о чем было беспокоиться. Беспокоиться мне стоит разве что теперь, написав эти строки. Хоть я и стараюсь без лишней надобности не упоминать здесь реальных имен, а все же, чувствую, если буду продолжать в том же духе, армия желающих выцарапать мне глаза пополнится еще одной возмущенной читательницей. Это если не брать в расчет представителей парочки преступных группировок, но об этом позже. А в ту невероятную ночь мне только и оставалось, что отнести Эстер в безопасное место. Таковым я по ряду причин счел задний двор нашего департамента. Как подобраться к запасному выходу, не попадая в объективы видеокамер, я прекрасно знал, а что девушку скоро найдут, не было никаких сомнений - именно сюда, в обход камер слежения, регулярно бегали любители покурить. Притворяться, что нашел ее в парке, и присваивать себе славу, я просто не рискнул. Кто знает, что Эстер расскажет, очнувшись? Обладая таким странным даром, как у меня, нельзя было не привыкнуть к скрытности и осторожности. Лучше всего, если мое имя в памяти окружающих не будет связано ни с какими странными историями. Здорово я отступил от этого правила, написав книгу, верно? А что поделать, если со временем становится решительно невозможно продолжать жить на грани двух миров, если тот, второй, все настойчивее врывается в твою жизнь? Я пишу эти строчки, сидя в кресле, принадлежавшем моей покойной матери, и иногда мне чудится, будто мягкий женский голос странным эхом повторяет написанные мною слова... Но и об этом - позже. Когда я устало побрел обратно, ярмарка уже сворачивалась, покидая центральные улицы. Конечно, в отдельных пабах до утра просидят шумные компании, но основная часть праздника закончилась, уличные музыканты и участники представлений разбредались по домам. Некоторые даже не потрудились смыть грим, и здорово повеселились, наверное, вспоминая, как шарахался от них странный тип в помятой куртке. А мне все чудился в завываниях ветра свистящий шепот: "Выбери одну, только одну..." Идти домой в таком состоянии не хотелось. От мысли о пустых комнатах становилось как-то не по себе. И я отправился к Мэтту. Разумеется, он уже спал, как и положено примерному семьянину, и физиономия его при виде меня последовательно отразила все оттенки презрения, которое примерному семьянину положено испытывать по отношению к беспутному бродяге вроде меня. Пока он не успел начать эту неприятную эмоцию выражать вербально, я нагло просочился мимо него в прихожую. - Привет. Мне очень нужен твой душ. И выпить. Но выпить я куплю сам. Пойдем куда-нибудь выпьем? Но сначала в душ. Впрочем, в душ я сам. - Ты вроде и так уже... в кондиции? - напарник подозрительно принюхался. И был неправ, потому что после всего случившегося я был отвратительно, непростительно трезв. Липкое ощущение холодных, нечеловеческих пальцев, шарящих по телу, все не оставляло, заставляя спину покрываться мурашками. В душе я уединился не столько ради мытья, сколько ради того, чтоб рассмотреть при свете полученные от нечисти царапины и синяки. В голову упорно лезли мысли о всяческих инфекциях - в конце концов, мало ли где эти твари копались своими когтями? Раз уж они умеют так ловко материализовываться... Когда я, выснунувшись из ванной, со всем должным пафосом спросил "что-нибудь для дезинфекции ран", Мэтт ожидаемо забеспокоился. - Ты что, в драку ввязался? Может, в больницу? - Какую больницу, уймись, тут одни синяки. - Девчонку с кем-то не поделил, что ли? - усмехнулся он, убедившись, что истекать кровью я не собираюсь. - Хорошо ты меня знаешь, приятель. Или это я такой предсказуемый? Но выпить мне действительно надо. У нас было любимое место за городом. Ну, если точнее, над городом. Хотя кто его разберет, где теперь проходит граница - город с каждым годом все разрастается. Просто небольшой холм, с чудесным видом: с одной стороны - на свалку автомобилей, с другой - на центр города, даже ночью переливающийся разноцветными огнями. Туда мы и забрались, набив предварительно карманы банками с пивом. Наверху порывами налетает холодный ветер, но, если спрятаться за каменным уступом, сидеть можно. Смотреть на город, молчать и не думать ни о чем особенном - редкое удовольствие. Прикончив первые пол-литра, я даже успокоился, и вновь посмотрел на городские огни с прежней теплотой. Пульсация их живого, золотистого света напоминала те загадочные огоньки, что прятались в верхушках деревьев над аллеей. Электричество - тоже своего рода магия, наверное. Будет ли мне спокойнее жить теперь, когда я знаю, куда пропадает по крайней мере часть из тех, чьи фотографии появляются на стене у кофейного автомата? Получится ли убедить себя в том, что в мире духов, кем бы они ни были, эти дети счастливее, чем здесь? Да полно, были ли они вовсе в этом демоническом хороводе, или чья-то непостижимая воля вытащила их лица из глубин моей памяти, лишь слегка приукрасив образы и расцветив лица улыбками? Ответов я не знаю до сих пор. Когда на следующий день я решился забраться в ремонтируемую часть парка, естественно, там не обнаружилось ни следа ночной вакханалии. А в этот нескончаемый вечер, где-то незадолго до того момента, как он стремительно начал превращаться в утро, я увидел, как вдалеке, там, где огни города растворяются в темноте полей, вспыхнула цепочка костров, один за другим. Может, какой-то фермер сжигал разросшийся кустарник, вопреки всем запретам, а может, и не костры это были. Мне показалось на миг, что огни эти меняли цвет, вспыхивая синим и зеленым, белым и пурпурным, точно призрачные болотные огоньки, "фонарики фей", как называли мы их в детстве. А впрочем, может быть, и показалось. Когда я рискнул сказать об этом Мэтту, он спросил "Какие огни?", и я рассмеялся, ткнув его кулаком в плечо. Иногда я здорово завидую тем, кто живет только в одном мире, а иногда мне так страшно за них, что дыхание перехватывает; но после литра-другого доброго пива проходит и это. Но пусть хранят вас все боги, в которых вы верите или не верите, если доведется вам забрести в заброшенный парк в ночь осенней ярмарки. Все-таки мы, люди, не единственные, кто в такие ночи веселится, приветствуя праздник урожая.