Игорь Черемис
Мир совкового периода
Первая кровь
Глава 1
Общага с флагом
Однажды я долгое время был счастлив. Я делал то, что хотел, любые мои желания выполнялись в разумный срок, а еды было вдоволь. Весь мир крутился вокруг меня и существовал только ради меня, и чувство этого было очень приятно и вдохновляло на свершения, которые должны были сделать меня ещё более счастливым. Я не сдерживался, поскольку просто не знал, что это такое. Я был силен, красив, умен и сообразителен. И, пожалуй, удачлив.
А потом я родился.
Много лет спустя я узнал, что во время моего рождения я был всего лишь одним из трех с половиной миллиардов разумных обитателей планеты Земля. Остальная Вселенная и численность её населения была загадкой для всех — в том числе и для меня, — но и трех с половиной миллиардов хватало, чтобы почувствовать свою неуникальность. Конечно, на земле всегда имелось какое-то количество людей с манией величия, уверенных в том, что они равнее других, но я в их число не входил. Поводов не было.
Обычный город на Урале, с запасом напичканный крупными заводами — что-то осталось с войны, привезенное с западных окраин большой страны, что-то было построено уже после, когда начали готовиться к следующему конфликту. Когда я родился, про это столкновение уже предполагали, что оно будет последним, что оно окончательно решит проблему перенаселенности планеты и отбросит человечество обратно в каменный век. Военных и политиков эта перспектива не очень заботила. У них были причины с железобетонными — как продукция одного из заводов моего родного города — основаниями поступать именно так, а не иначе. Я этих причин и оснований не понимал, что не делало мне чести. В своё оправдание скажу, что таких, как я, было большинство из уже четырех миллиардов человек, и просвещать нас никто не торопился.
В целом жизнь катилась неторопливо и размеренно. Человеки не умеют бояться вечно, в конце концов, они всё равно предпочтут ужасный конец бесконечному ужасу, как сказал один мудрый прусский майор.[1] Не все, конечно. Чаще всего страх просто становится частью бытия и находится где-то рядом, но на принятие решений влияет очень опосредованно. Люди не забывают о том, чего страшатся, но гораздо больше их начинает заботить простые и понятные вещи — что съесть на ужин, что посмотреть в кино и стоит ли ответить на взгляд вон той симпатичной девушки. Такие решения дают иллюзию того, что ты сам являешься хозяином своей жизни, хотя на самом деле твои поступки и их результаты определяют совсем другие люди и события. Люди, которых ты даже не знаешь, и события, о которых ты никогда не услышишь.
Осознание этого приходит не сразу и не ко всем. У большинства людей жизнь так и проходит за заботой о подходящем меню; у меньшинства случается более сложный выбор, который тешит самолюбие, но и только. При этом каждый человек считает, что уж он-то точно входит в меньшинство, но ошибается. Закон больших чисел строг, но он закон.
Я тоже ошибался. Я хотел быть космонавтом, но уже в детском саду понял, что слишком раскатал губу; большинство других героических профессий закрылись для меня после сломанного в первом классе правого запястья — и в ту же мусорную корзину оправились надежды стать музыкантом, хотя чуть позже я узнал, что и со слухом у меня была серьезная проблема. Перелом вышел очень неприятным, я целый год писал левой рукой и получал за свои крокозябры «тройки» только из жалости, которую испытывала ко мне учительница. Потом я, конечно, перешел на правую, но хорошего почерка так и не добился.
Правда, это не помешало мне получить почти отличный аттестат и поступить в институт — но не в тот, в который я хотел, а в тот, в который точно проходил по конкурсу. Это тоже был выбор, который я сделал сам, хотя считал, что он был навязан мне внешними обстоятельствами — военкоматы гребли тогда всех подряд, и нужно было очень осторожно выбирать вуз, чтобы не сменить гражданскую одежду на кирзовые сапоги уже к концу первого курса независимо от убеждений.
Много позже я понял, что просто плыл по течению, не пытаясь бороться с системой, а подстраиваясь под неё. Это было удобно и легко, даже в памяти ничего не задерживалось — только отдельные яркие моменты, которых я по большей части стыдился или даже ненавидел. Знания, полученные в институте, мне так и не пригодились; я занимался многим и ничем конкретно, был всем и ничем, и меня это устраивало. Я даже был в какой-то мере счастлив — делал почти то, что хотел, старался удовлетворять свои желания в разумный срок. Впрочем, я уже знал, что мир не вращается вокруг меня, поэтому странного не желал, умел сдерживать свои порывы. Я не был силен, красив и умен в той степени, в которой хотел, но мне этого было и не нужно.