— Ты вчера с москвичками знакомился, — подколол его Жасым. — А потом с ними полночи пил. Неужели ни одна из них не дала тебе?
— Не-а, — беззаботно отмахнулся Дёма. — Хотя там была дочка какого-то министра, а это уже перспективный кадр. С такой роднёй остаться в Москве — раз плюнуть.
В этом Дёма был прав. Для моих сокурсников женитьба на москвичке была одной из основ устроенной жизни. Выпускника, который так и не обеспечил себе тылы за пять лет учёбы, ждало распределение в такую Тьмутаракань, что и на карте не сразу найдешь. Почему-то стратегические и тактические заборы строили только в самых укромных уголках нашей необъятной родины.
Меня-нынешнего эта перспектива не особо волновала. Мы окончим институт только через четыре года; к тому времени Горбачев объявит Perestroyka и Glastnost’ и начнет внедрять новое мышление, которое больше всего подойдет умелым приспособленцам из комсомола и директорам предприятий. Они будут больше озабочены деньгами, а не трудоустройством вчерашних студентов, так что система распределения выпускников просто-напросто закончится. Мы будем устраивать жизнь по собственному разумению.
Я и Жасым окажемся в аспирантуре, куда не собирались — просто потому, что аспирантов не забирали в армию, куда нам очень не хотелось. Ну а Дёму вообще из-за «успехов» в учёбе через год отчислят, он будет отдавать долг Родине в какой-то дыре на восточных окраинах — хорошо, что не в Афгане, — и для него проблемы распределения не будет существовать в принципе. Правда, насколько я помнил, в армии с Дёмой случилось что-то нехорошее, но подробностей не знал.
Самое паскудное, что в данный момент я ещё не решил, стоит ли пытаться свернуть жизнь Дёмыча с дорожки, которая приведет к ножу в его печени, или же нужно оставить его на милость судьбы. Оба варианта с точки зрения хорошо пожившего на этом свете меня выглядели равнозначно, хотя это было до предела цинично. Настоящие комсомольцы наверняка сделали бы всё, чтобы спасти товарища.
— А что за министр? — поинтересовался я.
— Да фиг знает, — отмахнулся от меня Дёма. — Мы не настолько близко сошлись, чтобы про должность отца выведывать.
— Ну а с чего ты решил, что она тебе даст? — продолжал я наседать.
— Да ничего я не решил, отстань. Просто дочка министра — почему бы не попробовать с ней не замутить?
Замутить можно, за замут денег не берут. Но я понял, что попасть в круг общения советского руководства через Дёму, скорее всего, не получится.
— Главное, чтобы она была не против, брат, — веско сказал Жасым. — А вообще это тебе к нам надо, в глухую деревню где-нибудь на юге Казахстана. Там если жигит положил на девку какую взгляд, и её отец посчитал, что родители жигита не ниже его самого по положению, то ту девку никто и не спрашивает. Хотя вряд ли какой министр сочтет, что ты ему ровня.
Удивительно, но за всю эту речь Жасым ни разу не улыбнулся. Впрочем, всё могло быть именно так, как он описывал. Я точно знал, что сразу после распада Союза во многих республиках мгновенно вспомнили старые обычаи похищения невест — словно и не забывали. Оставшейся в веках дикостью это наследие феодального прошлого было только в комедии Гайдая.
— Ну почему же, — довольно улыбнулся Дёма. — Отец хоть с нами и не живет, но не последний человек в городе. Деньги у него водятся…
— Ладно, это всё хорошо, — оборвал я откровения Дёмы. — Жасым, Алла пригласила меня на свиданку, и я уже согласился. Ты не обидишься, если наш поход в «Ромашку» сегодня не состоится?
— Да не, брат, — отмахнулся Казах. — Я сразу понял, что она не просто так пришла. Иди, конечно, я в столовке пообедаю.
— Эй! — окликнул меня Дёма. — А откуда ты её взял?
От верблюда, конечно.
— Жасым расскажет, — бросил я уже из дверей. — Если захочет.
Алла не высказала ни малейшего неудовольствия моим слегка затянувшимся отсутствием. Она словно понимала, что у мужчин, отягощенных всякими заботами вроде изучения философии и походов в «Ромашку», могли быть веские причины отказать ей, если она решит выразить свою благодарность не в то время и не в том месте. Впрочем, это её дело, кому и где отдавать долги, которых у неё, наверное, воз и маленькая тележка.
— Так куда мы движемся? — снова спросил я, когда мы вышли из общежития.
— К метро, — ответила Алла. — Если, конечно, у тебя нет персональной машины.
— Откуда? — я поднял глаза к небу. — Я всего лишь скромный первокурсник.
Машины у меня, разумеется, не было. Свой первый автомобиль я куплю только через восемь лет, и обойдется он мне безумно дорого. Но то было время, когда почти любой «Жигуль» в приличном состоянии меняли на двухкомнатную квартиру в неплохом районе Москвы — и некоторые находили, что владельцы авто даже продешевили, когда соглашались на такую странную сделку. Мне повезло — семья моего знакомого еврея уезжала в Израиль на веки вечные, и мне оставалось только перегнать их «тройку» из-под Житомира и переоформить её на себя. Границы тогда ещё не было, путешествие обошлось почти без приключений, хотя на дальние расстояния я на той развалюхе ездить зарёкся. И даже отказался из-за этого от нескольких очень выгодных предложений.