Эти заботы поглотили меня почти полностью. Я лишь заметил, как вернулась Алла, и подумал, что она не стала участвовать в подготовке нашего первого гнездышка. Ну и ладно.
— Как заведение? Не слишком грязно?
Общественные сортиры и в моём времени могли быть все в продуктах жизнедеятельности человеков, а уж в этом времени мало кто был способен сделать свои дела в положенную дырку. Во всяком случае, у нас в институте уборщицы регулярно жаловались начальству на студенческие шалости — если, конечно, засирание туалетов можно было так назвать.
— Да не, вполне сносно. Но дома лучше, — ворчливо ответила Алла.
— Понятно, что дома лучше, но ты сама решилась на этот трип, так что терпи?
— На что я решилась?
— Трип… путешествие… Ты же вроде языки учишь?
— А, — она понятливо кивнула. — Учу, конечно, но это переключаться надо, а я спать хочу.
— Тогда залезай и спи, — почти приказал я. — Я покурю, потом составлю тебе компанию.
Алла не сразу устроилась. Длина багажника «двушки» даже со сложенными сиденьями была меньше, чем рост нормального человека, наклоненные вперед спинки передних сидений не спасали — воспользоваться ими мешал бортик из задней сидушки. Алла копошилась, пытаясь найти нужную позу, ворочалась и тяжко вздыхала. Я её понимал — скорее всего, ей не приходилось в последнее время ночевать в полевых условиях, а хорошая уютная кроватка быстро приучает к хорошему. Я и сам скучал по своему общагскому панцирному недоразумению с тонким невесомым матрасом, из которого местами торчала древняя вата. С окружающей действительностью меня примиряло только то, что я находился в миссии, и считал эту миссию очень важной не только для себя лично, но и для всего человечества.
У Аллы такой миссии не было, но, видимо, её грела мысль о завтрашнем свидании с морем. Конечно, Черное море в начале мая ещё не предполагает долгих плесканий, но вот позагорать мы и в самом деле можем — если погода будет климатить. Пока что нам везло.
Но у Аллы запас прочности оказался низким. Подремывание в дороге, наверное, не смогло её удовлетворить, и в какой-то момент она угомонилась замерла, свернувшись калачиком и максимально поджав ноги. Я же не спеша докурил сигарету, прикурил вторую. И в это время к станции подъехал ещё один желтый «Лиаз», из которого начали выходить пассажиры — много, много пассажиров.
Я смутно помнил трудности, которые испытывали пассажиры общественного транспорта в этом времени. В моем будущем какие-то проблемы тоже имелись, но в целом не самые большие — на больших табло можно было посмотреть, когда придет нужный автобус или троллейбус, и если ждать нужно было долго, продумать альтернативный маршрут. Например, вызвать такси, не махая руками на обочине, как сумасшедший, а просто нажав пару кнопок в телефоне; я и мои коллеги обычно приезжали быстро, да и стоили наши услуги совсем не безумных денег.
Сейчас же тот, кому надо было попасть из точки А в точку Б, шёл на остановку и надеялся на лучшее. Например, на то, что автобус не только что отошел, а следующий приедет бог знает когда; или на то, что ни одну машину не снимут с маршрута из-за поломки или чтобы обеспечить какое-нибудь срочное мероприятие горкома партии. Бывали и такие случаи — старшие товарищи могли многое рассказать о том, как работалось в автотранспортных предприятиях в советское время. Ну и ломались все эти изделия советского автопрома регулярно, не выдерживая нечеловеческих нагрузок — им постоянно приходилось ходить под предельной нагрузкой, поскольку народ в них набивался как кильки в банку.
Вот и этот усталый «Лиаз» был набит под завязку. Табличку с маршрутом я не увидел, но предполагал, что это вернулись домой те, кто работал в Новочеркасске или ещё в каком городе неподалеку. Помнится, отец рассказывал, что у них на заводе были вынуждены купить собственный автобус, чтобы возить работяг из окрестных сел — иначе они постоянно опаздывали, а городские жители не особо горели желанием идти в горячие цеха. В Шахтах вроде с рабочими местами всё должно было быть в порядке, но я понимал, что не каждый человек способен запросто отправиться на стометровую глубину и в поте лица давать стране угля. Я как-то уже в зрелом возрасте спустился под землю и понял, что гнома из меня не выйдет — единственным моим желанием было как можно скорее оказаться на поверхности, а сердце бешено колотилось от любого странного звука, которых там было в избытке. Так что я понимал тех шахтинцев, которые готовы были ездить куда угодно на этом желтом чудовище, лишь бы не чувствовать над головой многие тонны земли и камней.