Даже для двуногих самец ведет себя слишком странно. Поначалу Тхатха думал, что тот собирает сухие ветки для того, чтобы свить для самки гнездо, затем – для того, чтобы их съесть, однако раз за разом убеждался в ошибочности каждого своего предположения. В пух и прах разбивая все логично обоснованные теории Тхатха, белокожий двуногий, словно издеваясь, попросту сделал из веток огромную кучу. Но и этого ему показалось мало. Морда Тхатхи вытянулась от удивления, когда рядом с большой кучей он стал сооружать кучу поменьше, а затем, когда, казалось, ничего более странного уже произойти в принципе не могло, легко, словно играючи, одним движением пальца белокожий вызвал ярчайшую желтую искру. То, что случилось потом, ни словами, ни жестами было уже не передать. Искра, такая поначалу маленькая и безобидная, принялась с аппетитом уплетать подношение. Миг – и вот она уже становится больше. Еще миг – и это уже не искра, а один огромный Желтый Язык, жар от которого чувствуется даже здесь, в том месте, где затаился Тхатха.
Тхатхе стоило немалых усилий, чтобы заставить себя оставаться на месте, а не убежать, поджав хвост, как перепуганный детеныш фраски, ведь он слишком хорошо знал, что представляет из себя эта страшная желтая бестия и на что она может быть способна. Остановила его даже не гордость, не нежелание выглядеть трусом среди своих соплеменников (слава Камню рядом никого нет), а безалаберное, можно даже сказать наплевательское поведение самца двуногих, который мало того, что даже ухом не повел при ужасающем поведении искры, а сам, лично, принял участие в ее появлении. Сейчас он преспокойно сидел на корточках возле вызванного им монстра и время от времени подкармливал Желтый Язык новыми порциями сухих ветвей, которые служили для того пищей.
Понаблюдав какое-то время за процессом кормления, Тхатха пришел к удивительному выводу: белокожий самец не испытывал страха перед Желтым Языком вовсе не потому, что солнце излишне сильно напекло ему голову, а также не потому, что он непроходимо глуп от природы. Нет, дело здесь было совсем в другом. Самец прекрасно осознавал, что он делает и зачем и был уверен, что Желтый Язык не поступит с ним плохо. Вывод напрашивался только один: племя самца каким-то образом умудрилось заключить с племенем Желтых Языков Договор. Что ж, теперь все становилось на свои места. Удивительно, как Тхатха не догадался до этого сразу?
Стоп, а может ли быть такое, что двуногие самец и самка наведывались к Месту Первого Договора вовсе не для того, чтобы его осквернить? Новая мысль, пришедшая в голову Тхатхи, заставила юного зарха даже вздрогнуть. Может, еще как может! Ох и влетит же Тхатху от Рангуса за то, что не распознал в пришельцах ГоворящихОтИмениВсех! Конечно, в свое оправдание всегда можно сказать, что вид у этой парочки был не очень презентабельный, любой на его месте мог бы ошибиться, да вот только Рангус и слушать не станет, он всегда славился тем, что был слишком скор на расправу. Какая удача, что Тхатха до сих пор не убил этих непонятных пришельцев, непоправимое не произошло и все еще можно вернуть назад! Вот только как их заставить снова вернуться к Белому Камню? Ладно, Тхатха что-нибудь придумает. Он должен, просто обязан придумать, если не хочет всю оставшуюся жизнь провести на должности младшего загонщика дичи. Да и остроухая Глыся, узнав о его подвиге, может станет хоть чуточку посговорчивее. Мысль о строптивой молодой самке с влажными желтыми глазами заставила-таки Тхатху решиться сделать последний шаг навстречу судьбе, и он, нацепив на себя одну из самых своих обаятельных улыбок, покинул, наконец, укрытие и неспешно направился в сторону временной лежки, которую двуногие устроили в таком неудачном, просматриваемом со всех сторон, месте.
* * *
– Влад!
– Ну чего тебе?
– Влад! Подойди сюда, пожалуйста! – В голосе Ланы слышалось сейчас столько мольбы, что даже Влад, возмущенный до крайней степени ослиным упрямством своей спутницы – и тот, решив временно сменить все-таки гнев на милость, кряхтя поднялся со своего места и неспешно последовал туда, откуда звал его голос Ланы.
Лана обнаружилась сразу же за кустом, под сенью которого она соорудила себе импровизированное ложе. Глядя в сторону лесной чащи она уже не выкрикивала вслух имя Влада, а просто шептала его вновь и вновь севшим от волнения голосом. Ну и что она могла там увидеть, спрашивается, в этом сплошном зеленом ковре растительности? Влад со своим уникальным зрением и то ничего не мог рассмотреть до тех пор, пока прямо под ноги ему не выкатилось удивительное нечто.