У Ширануи блеснули глаза, а губы растянулись в опасной улыбке.
— Вот ты и напала на след волка.
… Сакура постучала карандашом по бумаге.
Сосредоточься пока на задании, — сказал Генма-сенсей.
Время терпит.
Он хотел дать понять, что мёртвые подождут, а живых ещё можно спасти. На кого сейчас облизывается Курогане Нобуо? На очередную сироту? На двоюродных-троюродных Сакуры? Они ведь недалеко от того района живут; они знать не знают, что за чудовище охотится за невинным детским смехом.
Сакура и сама так смеялась каких-то две-три недели назад. Да, почти три ровно.
А сейчас они с Саске и Наруто под руководством сенсея планируют своё первое убийство, никем не заказанное. Не будет ни денег, ни трагичной речи Хокаге, где он их поблагодарит за службу Конохе, как это обычно бывает — она разузнала — после первого по-настоящему тяжелого выбора во время миссии, ни возможности поделиться этим с Ино и родителями. Близкие, скорее всего, никогда не узнают. Хорошо, если не узнают.
Впрочем, Саске и Наруто тоже, наверное, некому рассказать. Было бы не только небезопасно, но и нечестно по отношению к ним нарушить обещание держать рот на замке. Сакуре тяжело, но у неё хоть кто-то по-настоящему есть, и похоронила она только трагично погибшую тётю и старенькую прабабушку. Саске похоронил… всех. А Наруто, наверное, ещё не обрёл тех, кого можно потерять. Разве что тот добрый повар из забегаловки с раменом или Ирука-сенсей… может быть, Хокаге. Наруто что-то про него говорил.
Надо собрать информацию, — напомнила себе Сакура.
Страшно, — отозвались инстинкты.
— Страшно будет умирать, — пробурчала она себе под нос. — Страшно, если невинные умрут, пока я тут… завязываю себя в узлы.
Потренируемся?
— Потом, — махнула рукой Сакура на свои мысли. — Сначала дело, потом… потом я куплю себе… нет, я позову мальчиков… куда? Поесть рамен. Сенсей… хм, да, он тоже мальчик. Если найду его, тогда тоже позову. Я ведь в первый раз пойду вот так… Господи, как же страшно! — вдруг вскричала. — Что это вообще такое?! Сакура, а ну-ка быстро возьми себя в руки, создай хенге и иди уже к чертям собачьим, сколько можно, в конце концов! Тебя бы все в Академии засмеяли! Позорище! Тоже мне, куноичи!
Она раздраженно вылетела из дома, хлопнув дверью. Благо, родителей на месте не было.
Сакура также зло создала клона, накинула на него одну из иллюзий, которой их научил Генма ещё в первую неделю, а сама в тёмном переулке нацепила на себя хенге, продуманное до самых мелочей, то есть вплоть до родинок и ассиметричных бровей.
— Ёпт твою мать, — выругалась. Выражать своё беспокойство устно весьма помогало с дрожащими коленями.
День только начинался.
(…)
— Следующий!
Имаи Масако, длинноногая рыжая поэтесса, которая, согласно данным и сплетням, страдала бинарным расстройством и подозревалась в шизофрении, (но на неё не тестировалась), поджала бордовые губы и резко поднялась со стула, чуть не уронив свои скрупулёзно подобранные документы по конкретному бюрократическому случаю. Затем решительной, разве что семенящей, походкой проследовала за стойку, куда её направили. Она нигде не споткнулась, её лицо не отразило ни волнения, ни бледности — только решимость.
Соседи по скамье ожидания за неё порадовались.
Имаи Масако, как известно, ненавидела очереди и большие скопления людей — это заставляло её нервничать. Во время ожидания она несколько раз перепроверила папку с документами: индентификационную карточку, прописку и необходимые медицинские бумаги — и даже нашла в себе силы поболтать со старушкой, которая сидела на той же скамье. «Как ваши стихи, Имаи-сан?», «Увы, вдохновения нет. А что, правда в городе говорят, цены на растительное масло подняли?», «Да ну что вы, Имаи-сан, только на импортное, будьте спокойны».
— Присаживайтесь, — сказал чуунин, не отрывая взгляда от форм, которые быстро заполнял привычными лёгкими движениями.
— Добрый день, — ровно ответила Масако. Всё в ней застыло: ноги, руки, осанка, выражение лица — но не голос. — Я по поводу страховки.
— Страховка, да? — взглянул чуунин. Его улыбка игриво блеснула клыками, свойственными только Инузука и их бастардам, хотя щёки у него были чистыми от меток и татуажа. — Какую вы предпочли бы оформить, Имаи-сан? — Добавил после короткой паузы, — вас проконсультировать?
— Нет, — она качнула головой. Рыжий локон скользнул по фарфоровой щеке, накрыв родинку. — Мне… известно.
— Вот оно как. Вам продлить или оформить новую? — чуунин отодвинул ящик своего стола и зашуршал бумагами. Обстановка на стойке чуть сменилась. Воздух словно застыл. Ощущение лёгкой двойственности накрыло Масако.
— Можете взглянуть, — не дожидаясь ответа, он извлёк из стола тонкую папку.
Масако едва дрожащими руками приняла её и открыла на первой странице. Конфиденциальная информация на Курогане Нобуо уставилась на лицо поэтессы. Она пролистала бумаги, прикрыв их расправленными плечами.
— Что-нибудь не хватает? — поинтересовалась.
— Хм, — сделал вид, что задумался чуунин. — Из того, чем мы располагаем, нет. Но я бы порекомендовал пройти мимо налоговой. Впрочем, наверное, туда стоит зайти… позже.
— Когда?
— В четверг около шести вечера. Кстати, говорят, чай в «Эмико», что напротив, подают в те часы по акции. Мне особенно нравится цветочный.
— Думаете, я поймаю там вдохновение? — попыталась игриво улыбнуться Масако, но получилось устало и бледно.
— Безусловно, — подмигнул чуунин. — На террасе во внутреннем дворике, в тени старого кедра, сложно его не найти.
— Буду иметь в виду, — на этот раз улыбка получилась поискреннее.
— Кто знает, может быть, и я вас там застану, — подмигнул чуунин. — Меня зовут Зенгаку, или просто Зен. Если мы встретимся, надеюсь, вы мне не откажете в компании.
— Что вы, — поправила локон Масако. — Кто вам откажет?
Она вышла десять минут спустя, крепко сжимая свои документы и сумочку. А во внутреннем кармане смелого дизайнерского решения лежал маленький свиток, а в нём был свиток побольше. И вот там пряталась папка.
Поэтесса посетила городской парк, пустынный в послеобеденный час, поела данго и удалилась в свою квартиру, которую, как известно, почти никогда не покидала.
Какая-то невзрачная сирота с коробкой мелькнула на соседней улице. Наверняка по поручению матроны приюта. Никто не придал этому значения.
Часом позже невероятно уставшая от двух продолжительных хенге Харуно Сакура, окутав не очень энергозатратной иллюзией свою комнату, открыла заветную папку.
Притворяться несуществующей женщиной, чью фиктивную внешность и жизнь использовали союзники и информаторы глав Акимичи-Нара-Яманака, оказалось проще, чем она думала. Это пугало и невероятно радовало одновременно.
(…)
— Можно, — выдохнула запыхавшаяся Сакура и плюхнулась на траву.
— Можно что? — полюбопытствовал Наруто, повалившись рядом. От бега он даже не покраснел. Генетический везунчик, гр-р-р. А глаза большие-большие, и смотрит на неё всё ещё как на принцессу какую-то, но… с уважением, наверное. Не зря Генма-сенсей ещё на второй день поговорил с каждым из них по отдельности о личных рамках, о пассивном и агрессивном психологическом насилии, которое можно учинить по неосторожности. Сакуре и так было страшно стыдно перед Саске за… всё. К людям, потерявшим кого-то, надо относиться мягко, понимающе, оказывать поддержку… а если поддержка не нужна, оставлять в покое. Когда умерла тётя, мама вообще говорить с мужем и дочкой не могла. Папа тогда купил ей путёвку в Танзаку-гай, и только после неё мама смогла хоть как-то открыться.
А Сакура всё сделала по глупости так, как хотела сама, а не бедный Саске, который, наверное, больше всего желал, чтобы его оставили тогда в покое. До сих пор было стыдно.