В понедельник 17 декабря Рейчэл получила записку от Сары Бентли: если Рейчэл не придет срочно к ней, чтобы в последний раз примерить платья, которые она намерена надеть в день инаугурации и официального приема, то в таком случае они не будут готовы ко времени отъезда в Вашингтон-Сити. Рейчэл знала, как будет огорчена Сара, да и Эндрю тоже, если она не возьмет с собой эти платья. Собрав все свои силы, она оделась, и карета доставила ее в Нашвилл.
Примерка была долгой и изнурительной. Сара была готова вылезти из кожи вон, но сделать так, чтобы сшитые ею платья принесли славу Теннесси. Когда примерка закончилась, Рейчэл сказала:
— Сара, когда за мной придет мой слуга, будь добра, скажи ему, что я на нашвиллском постоялом дворе. Я отдохну там до отъезда домой.
Рейчэл медленно двинулась по улице и, пройдя квартал, вошла в гостиницу, выбрала пустынную в это время дня маленькую гостиную и с чувством облегчения опустилась в большое удобное кресло в углу, невидимое из большой гостиной.
Она задремала, когда обрывки разговора, доносившегося через полуоткрытые двери соседней гостиной, разбудили ее. Говорили две женщины, голоса были вроде бы знакомые… она слышала их раньше: громкие, высокомерные, властные, но было что-то незнакомое… она не была уверена…
Затем она перестала прислушиваться к интонациям и переключила внимание на слова. Женщины обсуждали итоги выборов и предстоящий отъезд Джэксонов. Один голос, более глубокий и грудной, спрашивал, что будет теперь со страной, когда к власти пришел самый низкий, самый невежественный класс общества и в Белый дом въезжает пьющий, играющий в азартные игры хулиган и убийца. Более высокий и визгливый голос уверял, что его хозяйку охватывает дрожь при мысли, что международное сообщество Вашингтон-Сити будет делать с этой опустившейся, раскуривающей трубку невежественной женщиной из глухомани, которая стала теперь первой леди страны.
— Леди! — воскликнула первая. — Как вы можете называть ее леди?
Рейчэл оперлась на ручки своего кресла и приподнялась. Она догадывалась, что будет дальше. Твердо поставив ноги и слегка раздвинув и углубив их в ковер, подняв пальцы ног, она выгнула спину, вытянула вперед руки, чтобы схватиться за опору и удержать вес своего тела.
— …Именно это и продолжают спрашивать газеты: можно ли допустить, чтобы шлюха была в Белом доме?
К такому подлому выпаду Рейчэл не была готова. Острый, ножевой удар почти непереносимой боли пронзил ее сердце и левую руку. Она осела, упала в кресло. Неужели она думала, что все это кончилось? Это никогда не кончится!
Ее губы шептали молитву:
— Нет, нет, милосердный Боже, только не здесь… в чуждой гостиной отеля. Позволь мне добраться до дома… под собственную крышу… в свою постель… к моему мужу…
С невероятным усилием она дотащилась до выхода.
Ее ожидала карета. Слуга помог ей сесть внутрь. Рейчэл откинулась на подушки. Ее левая рука была непослушной… ее парализовало, голова отяжелела, мысли расплывались, сознание цеплялось за одну-единственную мысль — продержаться до возвращения в Эрмитаж.
До полпути дорога шла вдоль ручья. Звук проточной воды освежал. Быть может, если она обмоет лицо холодной водой, то это придаст ей силы? Она не хотела бы появляться дома в таком состоянии: Эндрю будет напуган и расстроен…
Рейчэл попросила кучера остановиться. С трудом спустилась она с подножки кареты, затем медленно добралась по низкому берегу к руслу ручья. Сняла шляпу, расстегнула пуговицы пальто, намочила свой носовой платок в ручье, прижала его ко лбу и глазам.
Прохлада создавала приятное ощущение. Она еще ниже наклонилась к ручью, зачерпнула воду ладонью правой руки и намочила свои волосы. Рейчэл почувствовала облегчение — боль в груди ослабла. Перед ее мысленным взором появился другой ручей, при другом возвращении домой; она смочила тогда прохладной водой свои длинные черные волосы и остудила свои лихорадочно бившиеся мысли: ее выставили из дома Робардсов, и она задержалась у небольшого ручья, желая придать себе более презентабельный вид, прежде чем предстать перед семьей, и решив: она должна высоко держать голову, ведь она ничего плохого не сделала.
С какой определенностью начало закладывало завершение!
Эндрю был в отчаянии. Он сидел около ее постели, держал ее руки в своих, лишившись дара речи. Врач-сосед, сделав ей кровопускание, сказал Эндрю: