— Воздействие паралича… затронуты мускулы груди и левого плеча… аритмия сердца…
Из Нашвилла приехал доктор Хейскелл, считавший, что первое кровопускание не ослабило симптомов, и вновь произвел кровопускание. Наступила ночь, прежде чем до Эрмитажа добрался доктор Хогг, сделавший третье кровопускание. Теперь казалось, что боль отпустила ее. Эндрю подложил ей подушку, немного приподнял ее в кровати, а затем сел в кресло около нее.
Рейчэл не представляла, сколько времени прошло, по меньшей мере дважды была ночь и дважды был день. Эндрю не отходил от нее. Сквозь туман она слышала, как врачи советовали ему соснуть, иначе может быть обморок: на завтра назначен праздничный банкет в Нашвилле, где он должен присутствовать, и будет нехорошо, если он примет поздравления соседей, сам похожий на мертвеца.
Она слегка приподнялась, изобразив улыбку. Она не чувствовала боли, она вообще не чувствовала своего тела.
— Мне намного… лучше, — сказала Рейчэл медленно. — Не можешь ли усадить меня в это кресло… перед камином? У нас скоро визит… тебе надо поспать.
Эндрю подбросил в камин дрова, вместе с покрывалами поднял ее из постели. Он сел на пол перед ней, его длинные худые руки крепко удерживали одеяло вокруг ее колен, его преданность рельефно проступала в каждой линии его лица.
— Эндрю, ты должен готовиться к поездке в Вашингтон-Сити без меня. Я приеду через несколько недель… как только окрепну.
— Нет! — Он поднялся на колени. — Я не поеду без тебя! Я не вынесу этого… Я могу подождать… У меня есть время. Мы пережили так много, и мы сможем преодолеть и это. Твоя любовь — самое важное в моей жизни. Я не выйду из этого дома, пока ты не сможешь стоять рядом со мной… как всегда стояла.
Она взяла в свои руки его худое, покрытое морщинами лицо, вспоминая, как увидела его в первый раз, когда он стучал в дверь блокгауза Донельсонов, а она улыбалась, глядя на копну густых рыжих волос, на пронзительно-голубые глаза, неровный большой рот и мощный подбородок. Ну и что, пусть его волосы стали снежно-белыми, губы сурово сжаты, а лоб и щеки рассечены морщинами. Он достоин своего возраста и теперь взойдет на самый высокий пост в стране. Его жизнь была полна свершений, и, достигая их, он делал богатой и ее жизнь!
Рейчэл поцеловала Эндрю в лоб, прошептав:
— Именно это я хотела услышать от тебя, дорогой. Теперь все в порядке. Ступай и сосни. Я буду утром здесь. И я поеду с тобой в Вашингтон-Сити.
Он поцеловал ее, пожелав доброй ночи. Она проводила его взглядом до двери, через прихожую, в гостевую спальню.
Рейчэл сидела, глядя на огонь, освещавший камин и комнату… потом почувствовала, что скользит.
Она упала. Словно в тумане она услышала звук бегущих ног. Кто-то поднял ее. Был это?.. Да, это был Эндрю. Это хорошо. Так и должно быть.
С последним проблеском сознания она почувствовала, что ее уложили в постель. Голова лежала на ее собственных подушках. Она ощутила влажную от слез щеку Эндрю на своей щеке, слышала, как он повторял:
— Люблю тебя, люблю тебя.
Где-то внутри себя она улыбнулась, чувствуя, словно она отходит все дальше и дальше. А затем уже не было ничего.
Эндрю вышел из отеля «Гэдсби» с небольшой группой друзей и пошел по Пенсильвания-авеню к Капитолию. Под ногами снег превращался в грязь. Грохотали пушки, выстроившиеся вдоль авеню тысячи людей бурно приветствовали его, он же не слышал ничего. Он вошел в Капитолий через заднюю дверь полуподвального этажа, прошел к огражденному канатами портику, где главный судья Маршалл принял его присягу под оглушающее одобрение многотысячной толпы. Память Эндрю вернула его в Эрмитаж: он сказал Рейчэл, что она будет рядом с ним, когда он будет приносить присягу, но она покоилась в земле своего любимого сада в долине Кумберленда. Преподобный Хьюм произнес над могилой:
— Праведных будут помнить всегда.
Так и будет.
Эндрю сел в седло и поехал к Белому дому. В красивом Восточном зале стояли длинные столы, заставленные апельсиновым пуншем, мороженым и пирожными. Это его первый прием, а ему противна сама мысль о приеме. Склонив голову, Эндрю медленно вел свою лошадь. Протокол диктовал, кого можно пригласить: высокопоставленных членов вашингтонского общества — друзей Джона Куинси Адамса и Генри Клея, которые клеймили его как невежду, расхитителя, хулигана, лгуна, бунтаря, который разрушит Республику. Кроме нескольких личных друзей и сторонников в конгрессе, на приеме не будет тех, кого он хотел бы видеть, — своих последователей и людей, избравших его. Нет, Белый дом и Восточный зал заполнят женщины, увешанные драгоценностями, важные общественные и политические деятели, которые презирали его жену, обзывали ее всевозможными грязными именами, какие приходили им на ум, и кончили тем, что убили его горячо любимую Рейчэл. И он должен принимать этих людей!