Но это был все-таки Эндрю, в этом уже не было сомнений. Он был в плотно облегающих штанах из оленьей кожи и кожаной охотничьей куртке. Быстрым движением он соскользнул с коня, когда тот едва успел остановиться у входа в дом. Эндрю постучал в дверь кулаком, и звук был такой, словно стучало ее сердце.
Рейчэл не распаковывала привезенные ею вещи, за исключением самых необходимых. Она быстро прошла в комнату свекрови, чтобы попрощаться с ней, сказать ей, что приехал мистер Джэксон, который сопроводит ее до дома, и что она намерена уехать до того, как появится Льюис, поскольку опасается публичной ссоры и, хуже того, еще одной дуэли.
— Ты не должна бояться этого, дорогая, — ответила свекровь.
В ее голосе было нечто, подбодрившее Рейчэл и успокоившее ее нервозность. Скорее тон, чем слова, напомнил ей сцену с Джоном Овертоном, когда она спросила его о дуэли Льюиса с Пейтоном Шортом, а он уклонился от ответа. Она спросила испытующе:
— Но ведь Льюис сражался на дуэли с Пейтоном Шортом?
Миссис Робардс слегка повернула голову на подушке. Она была гордой женщиной, всю свою жизнь высоко ставившей честь. В этот болезненный момент она не могла видеть ни Рейчэл, ни себя.
— Матери грустно рассказывать такое о своем сыне. Но ты вправе знать. — Она вновь повернула голову, и ее глаза встретились с глазами Рейчэл. — Когда Льюис нашел Пейтона Шорта в Ричмонде, Шорт спросил Льюиса, настаивает ли он на дуэли или же удовольствуется денежной договоренностью.
— Денежной… Но за что?
— За ущерб, нанесенный чувствам Льюиса тем письмом. Льюис ответил, что предпочтет договоренность. Мистер Шорт выплатил ему тысячу долларов фунтами стерлингов в таверне Голта.
Рейчэл почувствовала, как вспыхнуло ее лицо. Как может столь ревнивый мужчина, прогоняющий от себя жену, принять деньги от другого мужчины?
Глаза миссис Робардс были полны слез. Рейчэл крепко поцеловала в щеку свою свекровь и выбежала из комнаты.
Значит, именно это возмутило Джона, и он скрывал случившееся от нее. По той же причине осторожный Уильям перестал возражать против ее пребывания в доме Донельсонов. Видимо, вся ее семья знала и просто хотела избавить ее от дальнейшего унижения. Но какая разница, если бы она даже знала? Давало бы это ей повод для развода? Что она могла еще сделать, как не послать за мужем?
Вместе с этой новостью была забыта тревога по поводу того, что за ней приехал Эндрю Джэксон. К моменту, когда она вступила на порог парадного входа, ее гнедая кобыла была оседлана и выведена из стойла к дому. Она и Джэксон обменялись приветственными взглядами. Лишь после того, как они проехали несколько миль к Кентуккской дороге, он первый обратился к ней:
— Поедем ли мы прямо на Нашвилл или дождемся следующей группы? В последние несколько недель вдоль дороги отмечалась активность индейцев.
— А как вы приехали?
— В одиночку.
— Тогда и мы так поедем.
По-видимому, он ожидал такого ответа и не высказал каких-либо замечаний.
— Кроме того, мне хотелось бы как можно быстрее удалиться от Харродсбурга. Льюис скоро вернется и, я уверена, станет преследовать нас.
— Преследовать? — Он повернул лошадь так, чтобы посмотреть ей в лицо. — С какой целью? Мы поняли из вашего письма…
— Он станет преследовать не из-за меня, он погонится за вами. Вот почему я должна была написать домой…
Незадолго до заката солнца они добрались до Борс-Хэда, где съели превосходный ужин: свежий хлеб и масло, фрикасе из цыплят, яблочный пирог и кофе. Рейчэл расположилась в отдельной комнате со свечой на ночном столике, свежими миткалевыми простынями, огромным перьевым матрасом и одеялом из гусиного пуха. Эндрю спал на последней имевшейся постели с двумя другими мужчинами. Она была уверена, что не сомкнет глаз из-за волнений прошедшего дня. Но стоило ей положить голову на подушку, как все оборвалось, и она услышала голос Джэксона, возвещавший, что скоро взойдет солнце и надо быстрее одеваться.
Она надела светло-голубое летнее ситцевое платье с просторной юбкой, удобной для езды амазонкой, и с короткими рукавами, чтобы было не жарко. Это было ее самое строгое платье, без воротника, но с высокой линией шеи. Она надела мокасины, короткий плащ из замши и вышла из комнаты с первыми сероватыми лучами зари. Внизу уже был готов горячий завтрак.
Когда верхняя кромка солнца показалась над горизонтом, они были уже в пути. Лошади хорошо отдохнули, и они успешно продвигались вперед по открытым лугам с подсыхающей на траве росой. Путники остановились, когда солнце уже стояло над головой и стало жарко. Умыли лицо и руки в прохладном ручье, напоили лошадей, достали хлеб и сыр из седельных мешков и перекусили. К полудню лошади устали, и Рейчэл впервые осознала, как насторожен Джэксон: все его тело напряжено, и он всматривался в каждое дерево и куст, когда они проезжали кедровую рощицу. Неожиданно он остановил своего коня: