На террасе мать Севиль готовила зеленую фасоль. Повернувшись к плите, чтобы зажечь газ, она увидела на заборе Балададаша.
- Эй, ты что там делаешь? - крикнула она. --Ты зачем туда забрался?!
Балададаш спрыгнул вниз, отряхнул свои парусит вые брюки и, загребая носками сандалий песок, побре по улице между заборами.
Мать Севиль залила фасоль сырыми яйцами и, сильно уменьшив огонь, стала натирать на терке чеснок. Внезапно со скрипом открылись деревянные ворота, Балададаш, пыхтя, внес два полных ведра воды и поставил посредине двора.
Мать Севиль удивленно смотрела на Балададаша, Балададаш тоже смотрел на нее некоторое время, а потом сказал:
- Шолларская. Вот принес вам. Пользуйтесь.
- Иди, детка, иди, - сказала полная женщина. - Никто ничего у тебя не просит, иди, пожалуйста, по своим делам...
Балададаш, у которого из-под огромной теплой кепки катились по лицу струйки пота, повернулся и хотел было уйти со двора вместе с ведрами.
Его остановил голос матери Севиль:
- Это правда шолларская вода?
Балададаш замедлил шаги и, повернув голову, сказал:
- Клянусь кепкой, шолларская, не верите?
Мать Севиль будто не расслышала:
- Что?
Балададаш поставил ведра на землю, хлопнул рукой по огромному козырьку.
- Э-э, клянусь кепкой, шолларская вода, зачем не веришь?
Вдруг Севиль выглянула из комнаты во двор.
- Как, как? - спросила она. - Клянусь кепкой?.. - И залилась, захохотала.
Балададаш не понял, над чем Севиль смеется сейчас; вообще-то ему нравилось, как она смеялась. Но при чем тут кепка? Нет, не мог он на нее сердиться.
- Ну хорошо, раз принес, давай сюда, но больше не утруждай себя, пожалуйста, - сказала полная женщина.
Балададаш втащил ведра на веранду и вылил воду в большой жестяной бак. В это время у ворот остановился красный "Москвич", просигналил. Мать Севиль засуетилась.
- Мурад приехал! Сева, Мурад приехал!
Севиль выскочила из комнаты. Мать, забыв про Балададаша, тоже спустилась во двор, вытирая мокрые руки полотенцем.
Мурад оказался высоким человеком лет тридцати с красивым приветливым лицом. Когда он вылез из машины и пошел по двору, излучая спокойную силу и уверенность, все вокруг как бы изменилось. Непонятно почему.
- Ну, что? - спросил Мурад. - Как вы тут разместились?
- Отлично, - сказала Севиль и повисла у Мурада на руке; если бы матери не было рядом, она бы повисла у него на шее.
И мать Севиль это почувствовала и промолвила растерянно:
- Очень хорошо здесь... Просто чудесно...
Мурад огляделся по сторонам и, было заметно, остался доволен всем окружающим.
- В городе такая жара, - сообщил он, - дышать невозможно.
Севиль заглянула ему в глаза.
- Ты не устал? - сказала она, сказала так, что мать снова как будто растерялась; девушка откровенно вешалась Мураду на шею.
В этот момент никто и не думал, есть на свете человек по имени Балададаш или нет, но, когда этот всеми забытый Балададаш с пустыми ведрами в руках хотел пройти мимо, Мурад спросил:
- А это кто такой?
Севиль посмотрела на Балададаша - у него из-под кепки стекали по лицу струйки пота - и рассмеялась.
- Он принес нам два ведра шолларской воды, - объяснила мать Севиль.
А Севиль все смеялась. Балададаш остановился и посмотрел на Севиль. Балададашу было все равно, что рядом с этой девушкой стоит мужчина, лицо которого нисколько не портили черные усы, и у этого мужчины есть новенький красный "Москвич", и ему может не понравиться, что Балададаш уставился на его девушку; Балададашу просто хотелось смотреть в эти внезапно ставшие такими близкими голубые глаза, смотреть на эти каштановые волосы, белое лицо. И он смотрел.
Мурад вытащил из кармана металлический рубль и протянул Балададашу.
- Держи.
Балададаш отвел глаза от каштановых волос, голубых глаз, белого лица и посмотрел на этот рубль.
В другое время, конечно, Балададаш выругался бы или запустил этой монетой в небо, в общем, сделал бы что-нибудь такое... Но дело-то было в том, что в этот момент Балададаш совсем растерялся, потому что в эту минуту рядом с ним стояла красивая девушка, которая умела, глядя в чистое небо, читать прекрасные стихи, и теперь эта девушка смотрела на металлический рубль.
Мать Севиль сказала:
- Он просто так принес, знаешь, Мурад, бесплатно.
Мурад улыбнулся.
- Ничего, пусть пойдет выпьет пива, прохладится.
Балададаш молча вышел со двора с пустыми ведрами в руках.
Сзади послышался голос Мурада:
- Не мало?
А потом эта самая голубоглазая, белолицая, с каштановыми волосами девушка снова громко рассмеялась.
Было две луны: одна в небе, а другая в море, и та луна что была в море, плясала на мелких волнах. Балададаш сидел на берегу.
На всем берегу не было никого, кроме Балададаша, который давно уже глаз не отрывал от луны в море.
Наконец Балададаш поднялся на ноги, отряхнул свои парусиновые брюки и медленно мимо скал пошел от берега к селению.
Из дома Аганаджафа слышалась громкая музыка: Гадир Рустамов пел "Сона бюльбюль", и Балададаш под эту музыку влез на каменный забор, окружающий двор Севиль, и из темноты стал смотреть на освещенную веранду.
Севиль, ее мать и Мурад сидели за хантахтой на веранде и пили чай.
- Ради бога, веди машину осторожно, - говорила мать Севиль. - Мое сердце будет рядом с тобой. И телефона тут нет, чтобы ты позвонил, когда доберешься до города.
Мурад улыбнулся:
- Да я и так осторожно езжу. Не беспокойтесь.
- А ты оставайся здесь, - сказала Севиль.
- Неудобно... - после паузы ответил Мурад.
- Скорее бы сыграть вашу свадьбу, - вздохнула мать.
Балададаш спрыгнул с забора и безмолвно, отряхнув парусиновые брюки, удалился от двора Севиль.
Снова был полдень, и снова было очень жарко. Только на берегу и в море народу было много - суббота.
Балададаш только что вышел из воды, Длинные, чуть до колен, черные трусики облепили его худые бедра.
Аганаджаф подошел к нему, ковыряя песок оструганной палочкой.
- А мы получили сегодня письмо от Ахмедаги. Он тебе привет передает. Говорит, пусть приезжает ко мне в Амурскую область. Говорит, тут на курсы поступит хорошие. А оттуда, говорит, очень даже можно в военную академию попасть. А я сегодня же ответил ему, что Балададаш хорошо строгает мне палки. А мама написала, Балададаш шлет тебе пламенный привет.
- Тебе-то что, - вдруг заговорил Балададаш. - Тебе все равно!.. - Потом растянулся на песке и, прищурившись, поглядел на солнце.