— Не нравится — убейте. Других способов остановить меня нет.
Откуда-то справа раздались голос Ивана Карловича и страшные громкие звуки, словно нечто — или некто — выдирало деревья вместе с корнями и швырялось ими. Марат отпустил руку, и Матильда направилась прямиком туда. Вслед прозвучало паническое:
— Вы не понимаете, чем рискуете. После сыворотки пропадает вообще вся память. Ваш муж сейчас — безмозглое животное!
Она лишь хмыкнула:
— Тоже мне, удивили. Не открою секрет, если скажу, что большую часть жизни все мужчины — безмозглые животные.
Наткнулись друг на друга они внезапно. Он выскочил откуда-то с деревьев — страшный, рябящий, расплывающийся, неуловимо похожий на дурную фотографию себя. Сбил с ног — Матильда больно ударилась головой о землю — и принюхался. Вгляделся. Замер. Смотрел странно — совершенно не узнавая и в то же время словно в их первую встречу. Она улыбнулась.
— Ну чего ты, чего? Не бойся, это же я. Хороший мальчик. Хороший…
Густав прижался к руке, требуя, чтобы его погладили. Стоило Матильде едва коснуться волос, как он завибрировал весь, тыкаясь головой в её руку и прося еще. Не чудовище. Она знала, её Густав никогда бы не стал чудовищем. Однако шаги вампиров приближались. Матильда поцеловала мужа в лоб и хотела было высвободиться, но не смогла — хватка оказалась железной. Он недоуменно хлопнул пару раз глазами и лизнул в лоб её саму — видимо, пытался повторить поцелуй.
Топот слышался в опасной близи, раздались крики: «Лови! Ну же, держи!», и Густав, прихватив Матильду, рванул в противоположную сторону. «Его пугают громкие звуки», — с некоторой оторопью догадалась она. Он словно ребенок, ничего не понимающий, испуганный ребенок, который тащит сейчас с собой то единственное, что не стало повышать на него голос и пожалело… В сердце защемило. На скорости, которую развил новообращенный монстр, сделать это было непросто, но у неё получилось вытянуть руку и снова начать гладить его по голове. Постепенно Густав замедлился, покуда и вовсе не встал, зажмурившись и завибрировав. Хотелось не разлучаться с ним, но она тут же, пусть и с жалостью, отбросила эту идею. Жить осталось от силы пару дней. Даже если они сейчас спасутся, что почувствует бедняга, когда она перестанет шевелиться?
Продолжая гладить, Матильда показала рукой направо, и молодой вампир старательно понес её в нужном направлении.
На границе между лесом и рекой он замер, с опаской глядя на солнце. Матильда нежно провела по его плечам и рукам, и Густав аккуратно их разжал, опустив её на землю. Вампиры не причинят ему вреда, он им нужен. А вот она, напротив, самой своей смертью сделает ему больно. Матильда взяла лицо мужа в ладони, посмотрела в глаза и постаралась сказать максимально четко:
— Что бы ни случилось — живи. Понял? Живи. Это твоя главная задача. Мы связаны, помнишь? Я обязательно вернусь и найду тебя, понимаешь? Не оставлю одного в плену у этих монстров. Главное — живи. Живи, любимый. Ты обязан мне жить.
И, обняв, добавила:
— Их привело мое наследство. Прости. В конце концов, как и ожидалось, ты получил от нашего брака сплошные проблемы.
Он смотрел очень жалобно и вряд ли осознавал происходящее, но она, поправив его вечно выбивавшуюся прядь, отвернулась и пошла по берегу. Дети мало что понимают. Самое время этим воспользоваться.
Дойдя до реки, Матильда в задумчивости остановилась. Прежде чем соваться в логово вампиров, муж провел тщательное расследование, а она сейчас намеревалась совершить довольно безумный с точки зрения прогрессивного человека поступок только на основании пары сказок, слышанных в детстве. И, кажется, вампиры не могут пересечь текущую воду? Неизвестно, правда это или выдумка, но других вариантов не было. Внезапно из леса раздался звук ломаемых веток, кто-то — явно не Густав — выскочил на берег, и она изо всех сил рванула вперед.
— Подождите!
Снова Марат. Матильда и не подумала послушаться, вошла в воду по пояс и развернулась. Кажется, он не преследовал. Просто замер на берегу и смотрел.
— Не глупите! В вашем состоянии попытка провернуть подобное — смертный приговор.
Она выгнула бровь. Вампир осекся.
— Мое состояние и так смертный приговор. Но здесь у меня будет шанс осуществить должное.
— Вы еще и делать что-то собрались?!
— Выполнить обещание. Вернуться к мужу и спасти его из ваших лап.
— У вас ни единого шанса. И здоровому человеку с таким потоком не справиться, а вы буквально отхаркиваете собственные легкие!
— Кому надо сказать за это спасибо?
Он замялся. Взволнованно начал ходить туда-сюда по песку, явно не спеша лезть в воду.
— Поймите, мне не оставили выбора…
— Выбор есть всегда.
— Выслушайте же меня, наверняка ситуацию еще можно исправить! Я… я мог бы вас вылечить. Помочь…
— А если твой хозяин об этом узнает?
То, как скривилось лицо бугая, всё сказало и ей, и ему.
— Вот именно. Не пытайся усидеть на двух стульях. Если хочешь помочь — просто береги моего Густава, пока не вернусь. И не кричи на него. Он любит ласку.
— Богдан. Его будут звать Богданом.
Матильда начинала свирепеть.
— Он вам что, бастард?! В любом случае — знай, я буду мстить. Защитишь его — пощажу. Обидишь — возненавидишь собственное бессмертие.
Он посмотрел в её глаза — да, такая будет. И почему-то ему казалось, что и вправду вернется.
— Хорошо. Хорошо, я присмотрю за Бо… Густавом.
— Тогда до встречи.
Отвернувшись, она снова задумалась. Если тело вынесет на берег и его найдут… В людей Матильда не верила — когда, конечно, речь шла не о Густаве — и, легко сняв с пальца обручальное кольцо, проглотила. Это немного успокоило — теперь её последнее сокровище точно не украдут. Бросив взгляд на опустевший берег и лес, в котором скрывалось то немногое, что осталось от её мужа, Матильда сделала еще несколько шагов и целиком скрылась в воде.
Заключительная часть плана Ивана Карловича прошла не в пример легче. Официально крупный промышленник и его дочь умерли от чахотки, а зять, не выдержав утраты, сошел с ума, предварительно переписав всё имущество на своих знакомых-немцев. Далеко не первая и не последняя подобная история в свете. По иронии судьбы заверил дарственную его же собственный дядя. Густав, звавшийся теперь исключительно Богданом, совершенно не помнил ничего из прошлой жизни, оказавшись и впрямь таким покладистым, прилежным да усидчивым, как Иван Карлович и ожидал. Уже через десять лет плотных штудий — а ничего иного, кроме учебы, новый отец ему и не позволял — он начал помогать в компании, а еще через семь — смог её возглавить, освободив Ивана Карловича от вечной головной боли. Предприятия вампиров быстро набирали обороты, но, конечно же, об истоках капитала, коим Богдан ныне управлял, не говорилось ни слова, как, впрочем, и о прошлом свежеиспеченного патриарха. Лишь Марат нет-нет да и озирался в толпе.
Примерно через полстолетия Богдан Иванович начал смотреть на приемного отца несколько задумчивее.
Еще через двадцать лет завел привычку повсюду носить с собой зонт, мотивируя это врожденным страхом перед солнцем.
А еще столетие спустя…
Выбрать смерть всегда проще всего. Умер — и тебя больше не волнует несправедливость, а совесть не грызет денно и нощно. Но покончи он с собой, никто и никогда не сможет свидетельствовать против капитана. Марат точно знал, зачем жил.