Падение Маргариты, ее осуждение, заключение в тюрьму или ссылка в глушь иногда представлялись герцогу настолько решенным делом (да и как могло быть иначе, ведь любой уважающий себя супруг обязательно наказал бы изменницу?…), что, когда герцогиня Сесилия тут же, в Хэмбди, родила одиннадцатого своего ребенка, девочку, его светлость Ричард настоял, чтобы малышку нарекли Маргаритой. Высокие дугообразные брови леди Сесилии приподнялись, когда она услышала о таком желании супруга, и она с некоторой долей удивления переспросила:
— Почему же так, милорд? Неужто вы и вправду желаете назвать дочь именем королевы?
— Желаю, бесценное мое сердечко, желаю! — весело ответил герцог, хлопнув себя по бокам. — Так и следует ее назвать! Коль скоро анжуйская шлюха вылетит вон, у нас будет своя Маргарита, именно так!
Какие побуждения руководили им, он и сам толком не смог бы объяснить. Возможно, искренне ненавидя королеву, он тем не менее не мог отделаться от тайных мечтаний о ней как о женщине и желал, чтобы имя дочери напоминало о ней? Сесилия не допытывалась. К чудачествам его светлости она привыкла, да ей и все равно было. Новорожденная, как и все прочие дети, не особенно ее занимала. Она знала, что о девочке заботятся придворные дамы и кормилица, а как там ее зовут — дело десятое.
Гонец из Лондона прибыл вскоре после этого разговора. Герцог, по своему обыкновению, упражнялся перед супругой в красноречии. Вслух разглагольствовал о своем будущем, произносил воображаемые речи, вышагивая из угла в угол, а леди Сесилия, еще не вполне оправившаяся после родов, полулежала у распахнутого окна, обложенная подушками, и вышивала шелком кушак для своего обожаемого сына Джорджа, не всегда и прислушиваясь к тому, что говорил муж.
Гонца, как и было приказано, тотчас провели к герцогу. Его светлость с радостным возгласом бросился навстречу запыленному путнику:
— Ба, как же долго я ждал! Ну-ка, выкладывай, приятель! — Герцог был фамильярен и весел, заранее наслаждаясь тем, что услышит. — Не иначе как Генрих поссорился с Маргаритой и выбрался из-под ее башмака? А что? Пожалуй, не такой уж он и слабый король! Может, дружочек, ты даже сообщишь мне, что в Лондоне повсюду называют Маргариту шлюхой, а Генрих повелел взять ее под стражу за измену?
Действительно, по старым законам королева, совершившая прелюбодеяние, могла быть приговорена к смерти или, по крайней мере, к вечному заточению. Правда, закон этот редко применялся, а любое его применение могло бы наделать шуму на целые века[39]. Впрочем, герцог Йорк мыслил трезво и не ждал казни королевы. Он ждал ее удаления, размолвки, разрыва с Генрихом. Однако гонец, меняясь в лице, в замешательстве пробормотал, что ничего о короле или королеве ему не известно.
— Да как же это? Разве ты не из Лондона прискакал?
— Из Лондона, мой господин, воистину так. Но известия у меня иные, и вовсе не такие уж… — он на миг запнулся, — не такие уж хорошие.
Испуганный тем, что герцог, по-видимому, ждал одних вестей, а получит совсем другие, гонец терял голос и запинался. С грехом пополам ему удалось рассказать, что Анна Йоркская по воле короля выдана за герцога Эксетера. Услышав такое, даже леди Сесилия напряглась всем телом. Лицо Ричарда Йорка побагровело.
— Черт возьми! Как это? Да ты понимаешь ли, что говоришь? По воле короля! Еще чего выдумал — король и не вообразит такого!
Если это и правда, то случилось такое только по воле королевы! — Опомнившись, подавляя мгновенно вспыхнувший гнев, герцог отступил на шаг: — Откуда ты все это взял, друг мой? Верны ли твои сведения?
— Клянусь вам, что не выдумал ни слова…
— Ну, а все остальное? Вот Говарды, например? Что с ними?
— Оба в Тауэре, мой господин, так же, как и их люди, насколько мне известно. О короле говорят, что он немного болен, но королева неотлучно при нем… В Вестминстер никого из посторонних не допускают, все входы закрыты.
— Так, значит, мою дочь, мою обожаемую Анну… посмели насильно выдать за этого мерзкого ланкастерского пса?
— Увы, именно так, милорд.
— Не спросив меня, будто я виллан[40] какой-нибудь… Ты утверждаешь, что это действительно случилось?
— Да, и позавчера епископ Солсбери обвенчал их! — воскликнул гонец, в отчаянии от того, что ему не верят.
— А мое согласие? — взревел герцог. — А брачный договор? Где же закон? Это все беззаконие! Я не позволю обращаться со мной как с каким-нибудь простолюдином! Я удушу эту шлюху!
39
Люди, жившие в XV веке, могли бы припомнить только один случай, когда королева понесла наказание именно за прелюбодеяние. Маргарита Бургундская, королева Наваррская, жена Людовика X, была осуждена за супружескую измену и заточена в Шато-Гайяре (1314).