Она не договорила. Сердце у нее бешено забилось при одной мысли о том, что ее первая дама, француженка, женщина, которая, казалось, больше всех достойна доверия, оказалась предательницей, вступила в сговор с недругами и это через ее руки проходили все сведения о жизни королевы, которые позже получал Йорк… При одной мысли о том, что такая измена, такой удар в спину возможен, лишил Маргариту, ослабевшую после родов, дара речи и привычной ясности ума. Она сидела молча, переводя взгляд с Клиффорда на Матильду д'Амбрей, и у нее едва заметно, по-детски дрожали губы.
Клиффорд резко произнес:
— Не берусь сказать, чья рука направляла графиню. Это выяснится позже. Не берусь так же утверждать, как именно вас намеревались отравить. Не исключено, впрочем, что весь напиток не отравлен, а ядом натерты только стенки вашей чаши, моя королева, такие случаи известны. — Он бросил колючий взгляд исподлобья на леди д'Амбрей: — Я оберегал благополучие королевы как только мог. Ни один человек, входивший в Вестминстер, не избегал моего наблюдения. Однако мне потребовалось много времени, чтобы допустить, что яд может быть пронесен во дворец женщиной, которой доселе не касалась даже тень подозрения.
Он повернулся к Маргарите, склонил голову:
— Если будет на то ваша воля, миледи, я сделаю то, что положено в таких случаях.
Маргарита лишь слабо кивнула. Она не в силах была возражать сейчас. Страх, завладевший ею, парализовал все прочие чувства, даже гневаться она теперь не могла. В глубине души хотелось, чтобы все это оказалось неправдой и чтобы сэр Хьюберт ошибся. Но, видит Бог, он редко ошибался в своих подозрениях. Так же, как и сердце самой Маргариты… а сердце ей сейчас подсказывало, что она и вправду была на волосок от гибели. Поэтому королева не сказала ни слова в защиту своей дамы и предоставила Клиффорду полную свободу действий.
По его приказу явилась стража и увела графиню д'Амбрей. Затем был призван венецианец Барди для проверки случившегося. Он пришел с канарейкой в клетке, изучил содержимое чашки и налил несколько капель птице, которая и прежде служила ему для опытов. Клиффорд застыл в молчании, сцепив зубы и сложив руки на груди, только огонь в его желтоватых глазах выдавал, как нетерпеливо он ждет результатов. Маргарита тоже застыла, не сводя глаз с роковой чаши, стоявшей совсем рядом — рукой можно было дотянуться… Ни говорить, ни двигаться она не могла, в синих глазах стояли слезы.
Она чувствовала себя как никогда беспомощной и одинокой. Хотелось, чтобы приехал лорд Эдмунд, но даже на то, чтоб молиться об этом, у нее не было сил. В ее состоянии самое время было выпить лекарственный настой иди что-нибудь укрепляющее, но ее била дрожь при одной только мысли о питье, а при мысли о еде тошнило сильнее, чем было при беременности.
Птица, конвульсивно дергаясь, скончалась через полчаса после того, как отведала лимонада. Барди повернулся, сокрушенно качая головой, покрытой головным убором вроде скуфьи с наушниками:
— Увы, моя королева. То был яд. Мне трудно сейчас сказать, чем именно вас намеревались отравить, но, судя по признакам, то была ртутная соль. И была она, несомненно, втерта в стенки чаши…
Клиффорд сорвался с места, ноздри его носа раздувались:
— Ртутная соль! Так и есть! Излюбленный яд Глостеров и Йорков! Страшнее ничего на свете и не бывает… Они приготовили вам ужасную участь, моя королева. Это птица умерла быстро, а вы мучились бы несколько дней, яд сочился бы из ваших глаз и рта, вас охватили бы боли, и тело покрылось бы белыми и черными пятнами…
— Довольно! — Маргарита резко вскинулась на постели. Голос ее звенел, и она, наконец, вновь обрела королевский облик. — Довольно, сэр Клиффорд! Ни к чему нагнетать! Всего этого не случилось!
Клиффорд опустился на одно колено, опустил и голову, но кулаки его сжимались:
— Я хотел лишь показать, сколь ужасно преступление, совершенное против вас именно тогда, когда вы были столь милосердны к врагам. Бог даровал мне счастье уберечь вас, и теперь я клянусь собственной головой, что злодейка, дерзнувшая на преступление, получит по заслугам и выдаст того, кто ею руководил!
— Графиня д'Амбрей, — произнесла Маргарита, и глаза ее полыхнули ненавистью. — Она в Тауэре?
— Отправлена туда, миледи. За нее там возьмутся, ее подвергнут пыткам, и она расскажет, кто ее подкупил!
— Да будь она проклята, трижды проклята! — вскричала королева, судорожно сцепив пальцы и дрожа всем телом. — Жаль только, что далек тот час, когда ее голова скатится на плахе Тайберна!