У Маргариты зуб на зуб не попадал от страха и ярости. Клиффорд невольно помог ей представить, что ее ожидало. Картина, нарисованная им, явилась перед глазами королевы так живо, что мудрено было сдержать возглас ужаса. Какое-то время прошло в молчании, ибо Маргарита не в силах была говорить. Потом она подняла голову и коротко бросила:
— Каким образом вы напали на след?
Начальник стражи поведал ей о том, как давно у него появилось ощущение того, что в свите королевы находится изменник, как много происходило недоразумений, непонятных пропаж, досадных случайностей. Он подозревал многих, но никак не мог ухватиться за верную нить. Двадцать дней назад до него дошли слухи о странном поведении виночерпия, внезапно сблизившегося с графиней д'Амбрей. Внешне, впрочем, все выглядело так, будто виночерпий и вдова-француженка просто любезничают, а может быть, даже сговариваются о будущем браке… А вчера вечером малышка Лиз Вудвилл — та самая, которую раньше незаслуженно подозревали в слежке за королевой — стала свидетельницей непонятного происшествия и немедленно поведала о том Клиффорду. Дело было так: королева, ослабевая после тяжелых родов, забылась сном, фрейлины удалились, и только графиня д'Амбрей осталась подле ложа ее величества. Лиз Вудвилл по какому-то делу пришлось неожиданно войти, и она застала графиню у королевского буфета: первая дама распахнула дверцу и держала в руках чашу королевы. Леди Вудвилл это удивило, ибо никто, кроме ее величества, не имел права на посуду, хранящуюся в буфете. Первая дама, заметив удивление фрейлины, разгневалась и выгнала ее, сказав, что в опочивальне было слишком жарко, оттого-то она поневоле нарушила этикет и утолила жажду напитком королевы.
Леди Вудвилл тут же рассказала Клиффорду об этом подозрительном случае…
«Боже праведный, — подумала Маргарита, — мадам д'Амбрей делала все это просто у меня на глазах, в моей комнате, а я спала, ни о чем не догадываясь! Напротив, мне всегда казалось, что если она рядом, мне ничто не грозит».
— Вы приказали мне проводить Фокенберга, госпожа моя, — продолжал Клиффорд, — и я ушел вместе с ним. Разговор между нами был неприятный… в самом конце барон, оскалившись, повторил, что королева, мол, пожалеет о своем решении… что для вас, ваше величество, было бы безопаснее принять предложение Йорка, а если нет, то он, Фокенберг, не даст за вашу жизнь и полупенни… — Ноздри Клиффорда гневно дрогнули: — Я бросился сюда, миледи. Все, что было услышано раньше, сложилось в единую картину, и я не сомневался уже, что замысел был таков: подождать и узнать, согласитесь ли вы договориться с Йорком, а если Фокенберг покинет дворец ни с чем — поднести вам яду…
— Так вы думаете, это сам Йорк задумал такое? — спросила королева.
— Нынче об этом трудно судить. Либо Йорки, либо Невиллы, либо один Фокенберг самочинно — все они одним миром мазаны… Мы хорошо знаем только то, что все это время леди д'Амбрей была отнюдь не на нашей стороне.
— Вы исправно несете свою службу, сэр Клиффорд. На этом раз я могу сказать, что обязана вам жизнью. Вам да еще, пожалуй… — Маргарита чуть помедлила. — Пожалуй, леди Вудвилл, к которой я бывала столь несправедлива, тоже доказала свою верность.
Она приказала разыскать и привести фрейлину. Элизабет Вудвилл нашлась очень быстро, словно ожидала за дверью; склонилась в поклоне перед королевой, скромно скрестив руки. Ей было всего шестнадцать лет. Маргарита какое-то время придирчиво ее разглядывала.
Юная фрейлина была необыкновенно мила: роскошные светло-русые волосы, белоснежная кожа, голубые глаза, высокий рост, тонкая талия, изящное сложение… Таких красивых девушек было еще поискать. Маргарита Анжуйская и сейчас, после своего спасения, не питала к ней особо теплых чувств, однако долг и достоинство требовали вознаградить леди Вудвилл за преданность. И, может быть, вознаграждение потянет за собой удаление этой прелестной особы из королевской свиты — под благовидным, разумеется, предлогом…
— Услуга, оказанная вами, леди Вудвилл, — начала королева, — так велика, что я считаю себя обязанной отблагодарить вас…
— Ваше величество слишком добры, — произнесла фрейлина вспыхивая, — а я лишь исполнила свой долг.
— Да, разумеется… однако ж далеко не все исполняют его так безупречно. Мне известно, что ваша семья находится в затруднении. Помнится, ваша матушка даже писала мне, умоляя позаботиться о вашей судьбе, но я доселе была так занята, что ничего не предприняла… Впрочем, вы очень молоды, и все еще можно наверстать.