— Клянусь Богом, милорды, о чем мы все здесь рассуждаем? Наша королева, — он церемонно поклонился Маргарите, — бесспорно, достойна всяческих похвал, она наша госпожа и все мы готовы ей верно служить. Не скрою, что кое-кто из нас был в свое время несправедливо отвергнут ее величеством, однако не о том нынче речь, да мы и не держим за это зла… Но на кого же мы собираемся взвалить столь тяжкий груз, милорды? Выдержат ли женские плечи такую ношу, как Англия? Человечество разделено таким образом, что мужчины управляют, а женщины заботятся о семье. Женщина не может управлять государством! Клянусь Святым Крестом, так было и так будет! Ближе всех к королю, да продлит Господь его дни, стоит его светлость Йорк! Он мудрый человек, он англичанин, он полководец и мужчина. Йорки — достойный род, мои лорды. Надо сказать, кое в чем они даже ближе стоят к Плантагенетам, чем прочие… Горе стране, которая вручит себя в руки женщины, горе той стране, мои благородные господа!
Не шевельнувшись, королева громко произнесла:
— По какой причине вы так уверены, милорд? Возможно, правильнее было бы сказать: «Горе Йоркам и Невиллам, если протекторат получит женщина!» Ибо действительно, я, если будет на то ваша воля, милорды, намерена покончить со смутой п мятежами в стране, а мятежи эти, как известно, разжигаются людьми, находящимися подле нас. И правильно было бы сказать: горе той стране, в которой кто-либо, будь то мужчина или женщина, оспаривает священные права короля!
Взгляд ее синих глаз был устремлен на Солсбери:
— На какие старинные законы, хартии и акты вы ссылаетесь, утверждая, что женщина не может править? Нигде и никогда я не слыхала о таком.
Разве вы, милорд, родились не от женщины? Разве короля рождает не королева? Разве, наконец, вы сами, крича повсюду, что Франция — ленное владение английского короля, опираетесь в этом случае не на законные права женщины, королевы Изабеллы Французской, бесстыдно попранные Салическим законом, — попранные так же, как сейчас вы пытаетесь оспорить мои![51]
Граф Уорвик поднялся и, отвесив поклон, проговорил:
— Наследственными правами, да и вообще правом управлять Англией может обладать принцесса, родившаяся на английской земле и от английского короля. Тогда это можно было бы обсуждать. А иноземная принцесса, взятая в жены королем Генрихом и происходящая из враждебного дома, не может претендовать на власть! Наша Англия слишком хороша для этого!
Вот это был весомый аргумент, его мигом подхватили. Все будто бы упиралось в том, что Маргарита — француженка. Дескать, какой будет позор, если дочь Франции, унизившей Англию, получит наместничество! Нет, лорды, если они достойны этого звания, такого не допустят… Йоркисты говорили громко, наперебой, поднялся настоящий гвалт. Впрочем, сторонники королевы тоже нашли что ответить. В частности, хранитель малой печати назидательным тоном разъяснил, что истории известны прецеденты, когда наместничество и даже регентство получали женщины, паче того — иноземные принцессы. Он привел в пример Бланку Кастильскую и Изабеллу Французскую. И именно это явилось ошибкой. Услышав эти имена, йоркисты в один голос завопили, что вот она, пресловутая рука Франции, — ясно, что даже приводя такие примеры, лорд хранитель действует не в интересах Англии, а может быть, подкуплен французским королем.
— Изабелла Французская! — разгневанно твердил молодой герцог Норфолк. — Да ведь это была настоящая французская волчица, и то, что она три года была регентшей, стало погибелью для Англии!
Она прикончила своего супруга, бедного государя Эдуарда II! Полноте, милорды, такие истории не должны повторяться!
— Как видно, — едко отозвался граф Оксфорд, — люди Йорка думают, что было бы лучше, если б Эдуарда II прикончила не француженка, а его же родственники англичане! Клянусь святым Георгием, так оно и случится с нашим королем Генрихом, если к нему приставят в протекторы Йорка!
Поднялся овеянный легендами Толбот, будто осколок минувшей славы Англии. Глаза его горели, седые пряди волос чередовались с черными, от чего граф казался пегим. Но вид у него был решителен и грозен, и он едва нашел в себе присутствие духа, чтобы поклониться королеве.
— Что здесь происходит, милорды? — начал он дрожащим от гнева голосом. — Клянусь Крестом, я много лет не был в Англии, и теперь, приехав сюда, удивляюсь: а не перевелись ли здесь англичане? Как не подумать об этом, если первые лорды Англии ведут такие речи, от которых и последний негодяй покраснел бы! Вручить француженке бразды правления? Черт меня подери! Нет, нет и нет! Да будь она хоть мудрее самого царя Соломона и достойнее всех нас, вместе взятых!
51
После смерти всех сыновей Филиппа IV Красивого, короля Франции (XIV век), его дочь Изабелла, вышедшая замуж за английского короля, предъявила свои права на французскую корону. В ответ французские пэры приняли так называемый Салический закон, гласивший, что «Франция не может быть ни женщине вручена, ни через женщину передана», опиравшийся будто бы на древние акты салических франков. Сын Изабеллы, английский король Эдуард III, оспорил эго решение. Это и стало началом Столетней войны.