Все в мире перевернулось, если подобное стало возможным. Она совершенно не представляла, что будет дальше и как она выйдет из этой передряги, однако знала точно, что если ей когда-нибудь случится вырваться из этого плена, она не успокоится, пока Говарды оба не сложат головы на плахе. Кажется, за такое насилие именно это полагается… Да они хоть знают, на кого посягнули? На дочь Сомерсета, правнучку Эдуарда III, родственницу почти всех королей Европы!
Отец Гэнли воспользовался передышкой, чтобы втолковать дерзкой девице то, что считал нужным:
— Бога ради, леди Джейн, ведите себя поспокойнее!
— Я должна быть любезна с негодяями?
— Не любезны! Благоразумны! Знакомо ли вам это слово или Бофоры вообще его не ведают? — Смягчившись, он заговорил тише и ласковее: — Дитя мое, леди Джейн, ради вашего же блага прошу об этом. Эти Говарды — они же немыслимые люди. То, что вы говорите о чести, для них пустой звук. От негодяев можно ждать только негодных поступков, так что поберегите себя, будьте мягче, ибо, видит Бог, стыдить мерзавцев — все равно, что попусту сотрясать воздух.
— Вы видели, как воззрился на меня этот молодой лорд? — хмурясь, тихо спросила Джейн.
Вздыхая, священник произнес:
— Увы, миледи. Красота способна укрощать львов, но, думаю, не Говардов. Упаси нас Господь от их неистовства и подлости.
Между тем оба Говарда пребывали в большой тревоге за то, что совершили. Заметив, наконец, повсюду вензеля и гербы Бофоров, отец и сын почувствовали, что на этот раз вляпались во что-то серьезное. В голове старого графа на миг промелькнула мысль, что, должно быть, в обозе юной леди хранится немало богатства, но благоразумие перевесило алчность. Девушка, по всей видимости, направлялась к королеве. Меняясь в лице, лорд Томас проговорил:
— Да хранит нас Бог, сын мой. Представить страшно, в каком гневе будет Маргарита, если узнает, что мы ограбили дочь ее возлюбленного Сомерсета! Француженка и так не выносит даже нашего имени, а уж теперь… Пожалуй, она не пожалеет сил, чтобы отомстить за эту девицу!
— Да, и Йорк нам тоже вряд ли поможет, — отозвался сын. — Не так уж много у него охоты становиться на нашу защиту.
Оба замолчали, не зная, что делать. Но, если старым графом двигал только страх, то его сын чувствовал и нечто иное. Весь внутренне взбудораженный, до сих пор ощущая на себе взор зеленых глаз юной леди, он вдруг вспомнил, как в детстве, очень давно, цыганка предсказывала ему: счастье, мол, придет к тебе в облике прекрасной дамы, разодетой в атлас и парчу, с венцом на голове.
Он и не думал никогда об этом предсказании, а сейчас ему вдруг стало абсолютно ясно, что ни о какой даме, кроме этой девушки, речь и не могла идти. Да, это именно она. И даже венец у нее есть — Бофоры хоть и бастарды, но королевской крови… Уильям яростно потер лоб, пытаясь прийти в себя, и с его губ сорвалось:
— Нельзя нам ее сейчас отпускать.
— Да, это верно, — зашептал отец. — Ты послушай, Уил, что я скажу. Мы вот как поступим. Мы отвезем ее Йорку — может, он этому и обрадуется, ибо Бофоры его заклятые враги, а если и не обрадуется, то никто не упрекнет нас в том, что мы сдали девицу ему на попечение — он законный протектор королевства… А королеве ее никак отдавать нельзя — француженка будет рада мигом нам головы снять, я так полагаю.
Заметив, что сын молчит и, видимо, согласен, старик продолжал:
— От королевы нам лучше держаться подальше, мой мальчик. А Йорк… черт, я даже уверен, что он обрадуется. Эге-ге, да еще как! Кто знает, может, он еще и поймет, что мы не так уж плохи. Лучшей услуги герцогу нельзя и придумать…
Уильям думал сейчас совсем не о том. Едва уяснив, что предлагает отец, он перестал прислушиваться. Он, пожалуй, согласился бы на все, лишь бы не отпустить эту девушку так быстро. Может, впервые в жизни ему стала безразлична собственная участь. То и дело поглядывая на юную леди, он думал: чем черт не шутит? Может, это и есть моя судьба! Почему бы нет? Разве он не таков, как все прочие?
Графство Ковентри, конечно, разорено, но если б в нем появилась хозяйка, да еще с деньгами, все могло бы измениться. Впрочем, не одни только деньги привлекали Уильяма. Его крепко очаровало, ошеломило все: облик, изящное сложение, голос, глаза и ореол венца над головой этой девушки… Которую он, Господи ты Боже мой, даже не знал, как зовут.