Сомерсет приблизился к ней.
— Его величество слабоумен. Разве вы не видите этого, моя королева? — спросил он негромко.
Всегда, когда герцог вот так приближался к ней, будто вторгаясь в личное пространство, королева едва могла подавить внутри волнение. Уйти ей или остаться? Одернуть его или поощрить? Впрочем, она была бы лгуньей, если б не признала, что слова Сомерсета, несмотря на их дерзость, принесли ей облегчение. От него она сейчас впервые услышала то, о чем думала и сама. Отважившись, Маргарита скользнула по герцогу быстрым женским взором, отмечая про себя, до чего же он изящен, высок и строен, как безупречно одет — право же, мало какой лорд может с ним сравниться…
Он так красив, хоть и кажется бесстрастным. Да, наверняка только кажется… Герцог стоял прямо, заложив большие пальцы рук за золотистый пояс, и Маргарита уже не впервые обратила внимание, как красивы его руки: белые, сильные, с тонкими запястьями и длинными пальцами. Не в силах совладать с румянцем, внезапно показавшемся на щеках, Маргарита отвернулась, вполголоса проговорив:
— Надеюсь, милорд, вы не принимаете заявлений моего супруга всерьез и…
— Не принимаю, моя королева, — отозвался он, дерзко прерывая ее. — И все-таки хотелось бы, чтобы Томас Юнг оказался в Тауэре и там искупил свою вину.
— В Тауэре? Разве люди Йорка не охраняют его?
— Его можно было бы схватить, — неспешно молвил Сомерсет.
— Клянусь вам. Если бы только король подписал приказ… Маргарита подумала, потом нерешительно улыбнулась. — Приказ будет, — прошептала она. — За этим дело не станет. — Король согласится?
— Королю незачем об этом знать.
Она легко коснулась бархатного мешочка, вышитого золотыми леопардами Англии, что висел у нее на поясе.
— Именно я поставлю печать, милорд. Она сейчас у меня. Позаботьтесь только о том, чтобы преступник горько пожалел о своей дерзости.
Сомерсет некоторое время молчал, не спуская пристального взгляда с королевы, будто размышлял о чем-то. Во взгляде его не было почтения, разве что дерзкое восхищение, с каким этот мужчина всегда смотрел на понравившуюся женщину. Еще раз взглянув на печать, которую Маргарита вертела в руках, герцог произнес:
— Приказ надо составить немедля. И не один.
— Не один?
Она мгновение помедлила, будто пыталась понять, потом быстро проговорила:
— Ах да. Как же я могла забыть? Не беспокойтесь, лорд Бофор, Йорк уже сегодня поймет, что свергнуть вас не удалось, ибо вы снова назначены капитаном Кале. Король благоволит к вам, и да не будет у вас в том ни малейшего сомнения…
— Так я признан невиновным? — улыбнулся Сомерсет.
— Тысячу раз да. Вы признаны моим верным другом и никто на свете не сможет лишить вас звания капитана Кале!
— Моя жизнь поистине интересная штука, — сказал герцог, все так же улыбаясь. — Приходится ожидать то возвышения, то плахи, вы, ваше величество, называете меня другом, а король?
— Что король? — откликнулась она недоуменно.
— Не изменит ли король свое мнение? И согласен ли он с вами? Чего можно ждать от короля, который более добр к врагам, чем к друзьям, и все потому, что ему хочется разыгрывать из себя святого?
Маргарита молчала, чуть прикусив губу. Она не знала, как быть. Долг диктовал ей возмутиться, встать на защиту Генриха и одернуть зарвавшегося герцога. Но ее брови разгладились, и она тихо засмеялась.
— Король? — повторила Маргарита с горечью. — Король завтра отправляется в очередное паломничество. Он и не вспомнит о том, что было сегодня. Однако вы правы, Генриху что угодно может прийти в голову. — Видно было, что она поборола последние сомнения. — Вы доказали свою верность, милорд герцог, и я найду способ уберечь вас от неожиданностей.
Искра шального веселья мелькнула в ее глазах. Решительным движением она сняла с пояса бархатный мешочек:
— Возьмите. И сами распоряжайтесь своей судьбой. Пока печать у вас, ваши враги бессильны.
— Не слишком ли это смело, миледи? — спросил он, принимая печать. — И что скажет король? И канцлер?
— Это не должно вас беспокоить, — уклончиво ответила Маргарита. — С ними я как-нибудь справлюсь.
— Конечно, ведь всем известно, что печать чаще всего находится не у короля и не у канцлера, а у вас, ваше величество, — улыбнулся Сомерсет. — Когда же я должен буду вернуть этот бесценный знак доверия?