Комсомольцы так и решили: рассмотреть заявление Зайкова после рейса.
Илько приняли быстро. Все комсомольцы голосовали за него единогласно. Он сидел радостный и немного смущенный.
Наконец очередь дошла до меня. Волнуясь, сбивчиво я рассказал о себе. Мне задавали вопросы.
– Где твой отец?
– Я уже говорил. Он погиб в полярной экспедиции, еще до революции.
– А почему ты решил поступить в комсомол?
– Я написал в заявлении: хочу помогать партии, хочу быть впереди…
Павлик Жаворонков насмешливо взглянул на меня.
– А чего это ты драку затеял с Бобиным?
– Я не затеял. Это он мне прищемил… и… и потому что он – подлец!
Я наклонил голову, боясь, что в моих глазах заметят слезы. Неужели из-за этого Бобина меня не примут?
Тут неожиданно робко протянул руку и поднялся Зайков.
– Бобин был выпивши и сказал, что когда опять придут белые, то нас, комсомольцев, будут ставить к стенке.
– Он и в самом деле подлец! – гневно сказал Николай Иванович. – Что он болтает, тому больше никогда не бывать! А Красов старательно работает на судне и, по-моему, он вполне заслуживает быть комсомольцем.
Я плохо помню, как дальше шло собрание. Помню только в конце радостные лица Кости и Илько и их крепкие рукопожатия.
– Я комсомолец! – счастливый, шептал я – Я – комсомолец!
ГЛАВА ПЯТАЯ
НА НОВОЙ ЗЕМЛЕ
К Новой Земле «Октябрь» подходил рано утром.
Издали мы увидели высокие величавые горы, которые, казалось, поднимались прямо из моря. Но чем ближе пароход подходил к земле, тем отчетливее было видно, что горы отстоят от берега очень далеко. Кое-где на горах сверкали ослепительные пятна снега.
Новая Земля – два огромных острова – находится далеко за Полярным кругом и отделяет Баренцево море от Карского. Берега Новой Земли живописно изрезаны глубокими заливами – губами. В этих заливах мореплаватели находят для своих кораблей хорошо защищенные якорные стоянки.
День был ясный, безоблачный. Такие дни на Новой Земле – явление редкое. Заканчивался июнь. Солнце в эти времена в Заполярье ходит по кругу, совсем не опускаясь за горизонт. День продолжается круглые сутки… Читай книги и днем и ночью.
И я читал. Читал книги о Новой Земле. Мне хотелось побольше узнать об этом огромном и загадочном острове, вблизи которого трагически закончилась жизнь моего отца.
Из книг я узнал, что Новая Земля впервые была открыта новгородскими ушкуйниками. Еще в прошлом веке появились на Новой Земле первые постоянные жители – ненцы, приехавшие из Тиманской и Большеземельской тундры.
В ноябре на Новой Земле начинается полярная ночь – сплошная темнота, и солнце за сутки не показывается даже на полчаса.
Описания Новой Земли в старых книгах чаще всего были мрачными, отпугивающими. «Одно из действий, – читал я со щемящей сердце тоской, – производимых на вас отсутствием здесь деревьев и даже рослой травы, – это чувство одиночества, чувство, овладевающее душою не только мыслящего наблюдателя, но самого грубого матроса… будто теперь только наступает утро мироздания… Совершенное отсутствие звуков, особенно господствующее в ясные дни, напоминает собою тишину могилы».
Могила! Может быть, здесь, на этом острове, есть и могила моего любимого отца. Или его могилой стала просто Новая Земля – без похорон, без надмогильного холмика. Или голубые полярные льды, или холодные глубины океана.
Но что означает «грубый матрос»?.. Мой отец тоже был матросом. Разве он не мог быть мыслящим наблюдателем?!
В моей душе возникало чувство протеста против этого неизвестного мне путешественника, который, видимо, только себя и еще некоторых «избранных» считал «мыслящими наблюдателями». Я не совсем понимал также, что означает и «утро мироздания». Спросил об этом Костю. Он объяснял долго и путано и наконец запутался совсем.
– Утро это значит утро, начало дня… А вот мироздание – это значит мировое здание, наверное, самый большой в мире дом… Понимаешь?..
– Понимаю, что ты ничего в этом не понимаешь, – сказал я. – Какое же может быть утро у большого дома? У всех домов утро одинаковое.