Он протянул к ней руку, словно в трансе, провел пальцами по волосам, дотронулся до скулы, чуть коснулся нижней губы, вздрогнул.
Кристина не замечала всеобщей оторопи, слишком увлеченная тем, что происходит между ней и Митяем.
Не понимая, что же происходит. Почему он так смотрит на нее, почему так прикасается.
Почему вообще так себя ведет.
Его легкие прикосновения к лицу казались слишком интимными, обжигали, заставляли дрожать и покрываться мурашками.
Его жадный откровенный взгляд пугал, сердце выпрыгивало к горлу.
Митяй, наконец, заметил раздевающие взгляды парней, устремленные на Кристину, нахмурился.
И, как по команде, все загомонили, задвигались.
Кристине показалось, что звуковая волна, как море, нахлынула на нее. Только что ничего не было, как вдруг все разом возникшие из тишины звуки поглотили их интимное молчание, жаркое переглядывание.
Митяй потянул ее рядом с собой, прижал горячим, как печка, телом к подлокотнику дивана, обнял тяжеленной рукой за плечи, сунул в замерзшие пальцы исходящую паром кружку с чем-то алкогольным.
Кристина отпила, дыхание перехватило от крепости, а затем внезапно стало легко, тепло и хорошо. Уютно и безопасно.
«Все-таки спиртное раскрепощает», — вяло подумала девушка, откидываясь в объятия случайного знакомого, уже без страха, отдавшись на волю судьбы.
Она пыталась слушать о чем говорят приятели Митяя, смеются малознакомые девушки, с которыми она только переглядывалась до этого в коридоре общаги.
И понимала, что ей наплевать, категорически наплевать на все происходящее.
По мере опустошения кружки значение приобретали только наливающаяся горячей тяжестью рука парня на ее хрупком плече, его неровное хриплое дыхание, которое она прекрасно слышала, прислоняясь к широченной груди, его жадный жаркий взгляд, постоянно скользящий, исследующий ее губы, глаза, пушистые волосы, ложбинку груди в скромном вырезе кофточки.
========== 2 ==========
Митяй со страхом думал, что было бы, если б он не пошел на вечер встречи выпускников в общагу.
Ведь не хотел.
Он ходил как-то, пару лет назад, когда еще были ярки воспоминания, и работали любимые учителя.
Теперь там мало кто остался, кризис крепко ударил по всем, по учителям в особенности.
В общаге сидеть тоже не очень хотелось.
Чего он там не видел? Свежее мясо?
Да ну нахер.
Еще болячку подцепишь какую-нибудь, девки там всегда были на редкость распутные. Кое-кто даже промышлял по-серьезному.
Но Валек бубнил, бубнил, бубнил, действовал на нервы с похмелья, и Митяй вяло согласился, решив свалить, как только приятели найдут себе девок на ночь.
И не нажираться. А то ведь и сорваться можно, загулять на пару суток.
В понедельник ему надо было на работу, Михалыч не любил, когда опаздывали и приходили с помятыми похмельными физиономиями.
Митяй, как одно из доверенных лиц, должен был показывать пример. Об этом ему неоднократно в особо матерной форме указывалось.
Матом Михалыч разговаривал только с доверенными лицами. Ну еще с некоторыми партнерами по автомобильному бизнесу, которые другого языка не понимали. Так что очередной вынос мозга словами, где приличными были только предлоги, можно было воспринимать, как проявление уважения.
С теми, кого не уважал, Михалыч разговаривал вежливо и тихо.
И потом так же тихо закапывал.
Начало вечера полностью соответствовало ожиданиям Митяя.
Водка была хуевая, пиво теплым, девки стремными.
Он все-таки слегка накидался, мутно разглядывая присосавшуюся к нему телку, решая, надо ему это или ну его нахер.
По всему выходило, что ну его нахер.
Хотелось еще накатить, но тогда могло потянуть почесать кулаки.
Митяй знал за собой эту особенность, и, как серебряный призер страны по дзюдо, справедливо опасался последствий.
Пару раз влетал уже так, по молодости и по пьяни. Михалыч отмазывал.
Митяй переживал, понимая, что должок за ним, а быть должным такому человеку, как Михалыч, было стремно. Поэтому наращивать проценты не стремился.
Нажираться было нежелательно, баб нормальных не наблюдалось, поэтому хотелось сорвать на ком-нибудь злость.
Парни, чувствуя такое настроение Митяя, особо старались не отсвечивать, подливая пивасика и отвлекая изо всех сил.
Тут всех позвали в другую комнату, где ожидались бабы на порядок лучше.
Митяй вывалился в коридор, зло огляделся и нашел жертву.
Серая мышь, жалась к стене, думала убежать.
А вот хрен тебе!
От Митяя не сбежишь.
Мышь застыла в ужасе, услышав грубый оклик, пацаны двинулись следом, предвкушая развлекуху.
Митяй, на самом деле, ничего такого не планировал, просто пугнуть немного, и поржать, когда будет пятки сверкающие наблюдать.
Серая мышь замерла, пытаясь слиться со стеной, выставив вперед какую-то уебищную котомку, словно отбиваться ею собралась.
Митяй подошел ближе, и мышь подняла на него глаза.
Митяй забыл как дышать.
Огромные, темные, ведьмовские глазищи на худеньком измученном личике, были персональным порталом в другую вселенную.
Завораживали, окутывали, заманивали золотистыми искорками у зрачка, так похожими на болотные огни, за которыми идешь, словно в дурмане, и приходишь в себя, только уже когда безнадежно затянуло в трясину.
Митяй судорожно оглядывал ее фигуру, с трудом угадываемую под огромной курткой, ее тонкие пальчики с синими от холода лунками ногтей.
Девчонка прерывисто вздохнула, облизнула губы, и Митяй потерял опору под ногами. Его прямо-таки ощутимо тряхнуло, а что-то, похожее на сердце, в груди сладко и тонко заныло, не давая дышать нормально.
И соображать нормально.
Он чего-то говорил ей, чего-то спрашивал. Мозг в этом процессе точно не участвовал.
Потом ухватил за руки, не в силах сдержаться, и улетел окончательно.
Пацаны за спиной заволновались, попытались отвлечь, были посланы нахуй, и понятливо свалили, посмеиваясь.
А Митяй понимал, что не может ее отпустить, и что делать дальше, тоже не понимал.
Все мысли, весь немалый опыт в общении с бабами, все улетело куда-то в трубу, со свистом улетело.
Каким-то чудом осознал, что девчонка боится.
Кристина. Ее Кристина зовут.
Боится.
Конечно, бля, боится!
Сегодня здесь рекордное количество дегенератов!
Надо проводить.
Хотя бы проводить.