— Хм… ну… я всегда хотела попробовать…
— Ой, как удачно! Ты знаешь, ведь наша Дина — инструктор по йоге, очень профессиональный!
— Тетя… — как будто осуждающе подала голос девушка.
— Что? Разве я неправду говорю?
— Правду. Но не нужно…
— Что?
— Вот это.
— Да о чем ты, колокольчик?
Дина устало вздохнула. Они перебросились несколькими фразами на незнакомом мне языке, а потом девушка как будто не выдержала и предложила проводить меня. Но прежде чем выйти из дома, сменила леггинсы на длинную юбку. Пока она переодевалась, Гульназ вручила мне тканую сумку с холодной, запотевшей трехлитровой банкой молока. Я попыталась отдать ей деньги, но она наотрез оказалась и сунула в кошелку еще пакетик каких-то трав.
— Родственники… — пробормотала Дина уже во дворе. — Их забота иногда бывает чересчур… Надеюсь, тебя это не очень напрягает?
Мы вышли за калитку и медленно побрели по улице.
— Нисколько. Наоборот, так интересно…
— Что именно?
— Ну… — я ужасно смутилась. — Только ты не обижайся… но на селе некоторые считают твою тетю… хм…
— Ведьмой? — Дина презрительно усмехнулась. — Я знаю, конечно. Она нерусская, не замужем, к тому же травами занимается. Не сказать, чтобы профессионально, но кое-что может вылечить. А иногда у нее получаются настоящие чудеса — как мне кажется, случайно.
— Правда?! Расскажи!
— Был один мужик тут, на селе… рак третьей стадии. На нем уже все врачи крест ставили. Он за каждую соломинку цеплялся: у него дети маленькие, надо растить… В общем, пришел к ней, а она по доброте сердечной взялась его лечить, хотя медицинского образования нет, да и учителя толком не было. Но она чувствует кое-что, вот и ему сказала, какие травы пить и от каких привычек избавиться. Она говорит, что рак — это затаенная злость. Что надо ее отпустить. Говорила с ним подолгу, навроде сеансов психотерапии… он прям регулярно к ней ходил чай пить и беседовать. Конечно, по деревне слухи поползли, что она его любовница, а как он выздоровел — чудо, да и только! — сразу ее окончательно в ведьмы записали. Они не были любовниками, только врачом и пациентом, а жена от него ушла. Говорит, я после нее с тобой не стану спать — вдруг ты от нее бесовщиной какой заразился. На свете есть только две бесконечные вещи: Вселенная и человеческая глупость.
— Эйнштейн! — радостно прокомментировала я, гордясь своей эрудированностью.
— Да. Эйнштейн был очень прав. С тех пор тетя с мужиками дел не имеет. Только женщин лечит, желательно из других сел.
— А как же… Ренат? Она вдова?
— Нет. Просто не замужем. И никогда не была.
— О…
— Не суди, Маша.
— Нет, я и не собиралась… честно-честно!
Дина улыбнулась:
— Ты смешная. Так что, хочешь йогой позаниматься?
— Конечно, хочу!
— Любознательность — это хорошо, — кивнула она. — Тогда завтра часов в шесть подходи к тетке.
— В шесть?! — округлила я глаза.
— Позже нет смысла. Не сможешь?
— Нет, я приду. Обязательно.
Когда я подошла к своей калитке, там уже околачивался Денис.
— Привет, Манюня! — воскликнул он радостно. — Гулять ходила? А чего не позвала?
— Не гулять, — ответила я строго. — А по делам. А ты..?
— А я зашел проведать нашего тигра. Как он себя ведет? Слушается? Можно его повидать?
Я усмехнулась: каков хитрец! Придумал повод меня навещать.
Мы зашли в калитку, я хотела оставить незваного гостя во дворе и вынести ему Гришу, но и заметить не успела, как Денис проскользнул в дом вместе со мной. Очень любезно раскланялся с мамой — так что ей стало неудобно не пригласить его на обед. Пока мы с ней накрывали на стол, Денис очень мило играл с котенком. Я даже засомневалась в той аттестации, которую дал ему Глеб: разве может быть плохим человек, который так любит животных?!
Прибежал дядя Сергей, и мы сели за стол. Он очень торопился, но за чаем все же перебросился с Денисом парой слов: где живешь, на кого учишься? Очень это все походило на допрос кавалера — я и хотела б сказать, что он не мой, но язык не поворачивался: невежливо как-то. Потом отец ушел, а Денис — нет. Мама включила телевизор — там шло интервью с Михалковым, которого она очень любит как актера и общественного деятеля, и мы стали смотреть его втроем.
У меня не было права беситься и ревновать — я отлично сознавал это, но перестать так делать не мог. И если в случае с татарской мартышкой был более или менее искренен с Машей, то вот Уваров раздражал меня не только потому, что он действительно никчемный человек. Хотя и не без этого. Да что там, настоящий подлец! Без каких бы то ни было моральных принципов. И у меня все внутренности леденели, стоило только представить мою Марусю в его грязных лапах. Знаю, знаю, что она не моя — в том смысле, что не давала на это согласия — но по моему внутреннему чувству — моя. С головы до ног, от первого ощущения до последней мысли. Ну, или это я — ее. Сдался с потрохами, еще в ту нашу встречу в детстве у реки. И не могу думать ни о чем, кроме нее, целыми днями. Как пацан, витаю в облаках без конца, и из рук все валится. Хорошо, что сегодня идем вместе за ягодами, а то уж очень тревожно, как она там без моей защиты, что еще за шваль к ней пристает на этот раз. То, что чисто, легко пачкается, а она такая чистая, что прямо светится, и этот свет влечет всех окружающих насекомых.