— А что, — кричала я, уже широко улыбаясь вместо того, чтобы плакать, — Сотимка в море впадает?
— Все же реки в море впадают! — орал мне в ответ мальчик, чуть поворачивая голову, но не снижая скорости.
— Так значит, тут рядом море?! — изумленно вопила я. Самый большой фанат моря, из всех людей на свете. Была один раз, в четыре года, но забыть никак не могла.
— Да неет! — махал рукой мальчик. — Она впадает в речку побольше, та еще в одну, и в конце море. Оно далеко!
— Как далеко?
— Ну, думаю, целый день идти придется. А может, и неделю…
— А если бежать?
— Тогда быстрее.
Бежать, на самом деле, пришлось недолго: за парой поворотов действительно обнаружилась отмель, к тому же перегороженная ветвистым бревном — там-то и притулился мой сиротливый сапожок, братец которого торчал у меня из подмышки. Однако лезть в реку было не вариант: я в прохудившихся кедах незнакомца, он — босиком. По земле бегал, да, но заходить по колено в ледяную воду — это уже за гранью разумного.
— Ничего, — авторитетно заявил мой рыцарь, — никуда не уплывет. Он там прочно застрял. Пошли домой за бродами.
И мы пошли. Дома у моего спасителя, которого, как оказалось, звали Глебом, нас обругали, переодели и заставили пить горячий чай. Я больно обожглась, потому что ужасно торопилась, так как боялась, что кто-нибудь придет на речку раньше нас, выловит мой чудесный сапожок и заберет себе. Конечно, это бессмысленно: второй-то у меня, но здравый смысл на тот момент не был моей сильной стороной.
У Глеба дома был целый детский сад: братик, сестричка и еще одно новорожденное дитя, с которым я не стла разбираться — так торопилась на речку. Мне выдали взрослые калоши, в которых положительно невозможно было бежать, зато они мягко обнимали и грели ноги. Глеб надел те же самые носки, которые снял, разувшись на берегу, и те же самые рваные кеды, а огромные резиновые сапоги высотой чуть ли не с него самого прихватил с собой. Помню, я очень удивилась, как это его мама не замечает, что у ребенка совсем прохудилась обувь, но потом поняла: маленький кулечек в пеленках занимал все ее время, которое она не тратила на приготовление еды и наведение порядка в доме. Для меня это было незнакомое явление — крохотный малыш — и казалось странным, что он имеет главенствующее положение в семье. Впрочем, долго думать об этом было некогда, мой ум был полностью поглощен жаждой отвоевать свое имущество у стихии.
— Как ты его утопила-то? — спросил Глеб по пути на речку.
Теперь у нас не получалось торопиться из-за моей обуви, и мы могли спокойно разговаривать.
— Наступила в воду, провалилась в ил, сразу ногу отдернула — а сапог остался. Но из песка он успел вынырнуть — и поплыл.
— А зачем в воду-то полезла? Растяпа.
Хотелось обидеться на такое слово, но совесть не позволяла. Пусть сначала сапог мне достанет, а уж потом обижусь. Или это была не совесть, а наоборот…
— Я не растяпа. Я исследователь. Морских глубин!
Глеб расхохотался, но потом вдруг резко посерьезнел и, приблизив ко мне лицо, прошептал:
— А у меня есть тайная пещера. Знаешь, кто такие спелеологи?
— Нет! — ответила я ему в тон, восхищенно.
— Это ученые, которые исследуют пещеры. Я тоже хочу таким стать. Моя совсем небольшая, но надо же с чего-то начинать…
Я даже остановилась и с замиранием сердца спросила:
— А ты… мне покажешь?
Глеб смерил меня оценивающим взглядом — очень серьезным и цепким. И кивнул:
— Вроде, ты надежный товарищ. Пойдем. Завтра. После обеда.
Сапожок мой оказался на месте — в ветках упавшего дерева. Глеб надел броды — ему пришлось закатать их поверху — и легко прошлепал по воде к розовому резиновому комочку. Моему восхищению не было предела! Я скакала, и смеялась, и хлопала в ладоши:
— Урра! Спасибо тебе большое-пребольшое! Ты самый лучший спасатель резиновых сапог!
Глеб тоже радовался, смущался и распускал перья: мол, да, я такой… Я позвала его в гости, но он наотрез отказался:
— Надо маме по хозяйству помогать.
Однако пообещал завтра зайти за мной, чтобы отвести в пещеру. Узнал адрес, и мы попрощались.
Это мое самое первое воспоминание о Глебе. Мы с ним стали хорошими друзьями. Самыми лучшими. Я приезжала в Филимоново каждые каникулы на протяжении двух лет, но когда мне исполнилось десять, мама переехала в город со своим новым мужем, и эта дружба прекратилась. Я вспоминала Глеба, но со временем все реже и реже. И наконец его лицо совсем стерлось из моего сознания.