Небо было еще голубым, а воздух — золотистым, но он не обжигал, а скорее ласково гладил. Пение птиц доносилось откуда-то сверху, мирно шелестели деревья.
Глеб нервно потирал руки друг об друга, не зная, куда их девать.
— Расскажи мне, как ты жила все это время, — попросил он. — Почему твоя мама решила переехать в город, а теперь вернулась?
Я охотно принялась объяснять:
— Когда папа умер, мама почти сразу сюда вернулась: жилья своего у нас не было, а снимать да еще ребенка обеспечивать она не могла. Меня, конечно, хотела с собой увезти, но бабушка встала горой: что за образование ребенок в деревне получит!
Глеб слегка нахмурился — похоже, это тоже была больная для него тема. Я не стала заострять на этом внимания и продолжила:
— В общем, я осталась у бабушки по папиной линии, а сюда только на каникулы приезжала. А потом мама вышла замуж за дядю Сергея и уговорила его переехать в город. Я ведь ее единственный ребенок была тогда, мы с ней очень скучали друг по другу…
— Почему твои родители не завели еще детей? Ну, когда папа был жив…
— Хотели, но здоровье не позволило — так мама говорит. А потом вдруг позволило — у них с дядей Сергеем родился мой братик Кирилл. Они еще полтора года с ним прожили в городе, но потом у отца кончилось терпение. Он работал без выходных, целыми днями, чтобы оплатить жилье и все остальное: мама-то не работала, с Кирей сидела. И полгода назад он сказал, что с него хватит. Что он видал такую жизнь в телевизоре: ни жены, ни детей — одна работа и сон. И они вернулись сюда. У дяди Сергея тут свой дом — вот этот. В нем всем места хватает. И работа есть, и хозяйство…
— Почему он не продал дом и не купил квартиру в городе?
— Дом большой и хороший, но много за него не выручишь, потому что далеко от города. Ничего приличного там на эти деньги не купишь. К тому же, я выросла. Со мной больше не надо нянчиться — так дядя Сергей сказал. — Я вздохнула и с гордостью добавила: — Я теперь студентка…
— На кого учиться будешь? — к любопытству в голосе Глеба явно примешивалась грусть.
— На учителя английского.
— В самом деле? Ну-ка сбацай чего-нибудь.
Я закатила глаза:
— Ты не оригинален!
— Да я и не рассчитывал… Давай, Лондон из зе кэпитал оф Грейт Британ, — при этом он поправил пальцем несуществующие очки и сделал очень комично-серьезное выражение лица.
— I missed you so much[1]… — ляпнула я, не подумав.
— Что?
— Я сказала, очень красивый закат.
— А чего тогда так покраснела?
— Вовсе я не краснела! Тебе показалось.
— Вот, теперь еще сильнее…
Я сморщилась и сжала губы — ужасно хотелось ему отомстить за это смущение. И я знала способ: прицельным выстрелом, без предупреждения, ударила пальцем прямо между ребер. Он моментально скрутился пружиной и, нервно засмеявшись, принялся отбиваться:
— Маруся! Не смей! Да я тебя…
Мы оба стали хохотать, одновременно пытаясь не дать друг другу возможности подобраться к своим бокам и при этом пощекотать противника. В конце концов, Глеб скрутил меня сильными руками и прижал к себе, громко шипя:
— Все-все, успокойся, малявка! Пусть будет ничья!
Я перестала вырываться и на мгновение замерла в его крепких объятиях. Нам обоим моментально стало неловко.
— И кто еще тут из нас малявка! — пробормотала я, не глядя ему в глаза, чтобы немного убавить эту неловкость.
— Известно, кто! — он медленно, словно нехотя расцепил руки, отпуская меня. — Ты!
— Я на три месяца тебя старше!
— Зато ты низенькая, худенькая и слабенькая! Значит, малявка!
— Давно ли ты меня обогнал?
Восемь лет назад мы мало отличались комплекцией.
— Не знаю. А хотел бы знать. Ну почему же ты исчезла так надолго?.. — он вдруг отвернулся, лицо его слегка помрачнело.
Я тронула за плечо:
— Обиделся?
— Немного.
— Врешь.
— Вру. Капец, как обиделся. Ждал, ждал… а ты так и не приехала.
— К бабушке ходил?
— Ходил. А что толку?
— Ну прости.
— Ты не виновата.
— А все-таки прости. Это было не по-дружески.
— Ладно. Прощаю.
Я хотела расспросить про его жизнь без меня и планы на будущее, но тут мама высунулась из двери и зашипела:
— Вы чего тут шумите? А ну быстро спать! Почти одиннадцать!
Я закатила глаза и шумно выдохнула: совершеннолетие достигнуто, а ничего не изменилось! Но ничего не поделаешь: в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Однако удивительно, что мы с Глебом даже не заметили, как стемнело.