— Нет, — снова прошептал Адам, зажмуриваясь от собственной мерзости. Перед ним лежал его брат, его БРАТ, ЧЕЛОВЕК, любимый, чума побери, человек — и он, сидя над ним, в самом деле раздумывал, каким именно образом убить этого человека, чтобы… чтобы съесть его тело?!
В этот миг Адам узнал голос темноты — это был его собственный голос.
— Отойди от меня, Сатана, — выговорил он одними губами, размашисто крестясь. Раз, другой, третий. Руки его дрожали.
Адам лег, ткнувшись головой в теплую спину брату, чувствуя подбородком, как сильно у того выпирает острый шейный позвонок. Он обнял Абеля со всей нежностью старшего, ища в его живом тепле спасения от минут темноты, которые он только что разделил с обитателями ада. Брат начал дышать ровнее, но Адам долго не мог уснуть, потому что сквозь веки ему светило яркое вездесущее лицо луны.
Абель действительно заболел. Тем самым утром, когда впервые выглянуло солнце — хотя и ненадолго, лишь посверкало минут пять в разрывы облаков. Юношу тошнило, а когда он отпил глоток воды — вырвало так быстро и так обильно, что ему показалось — из тела заодно выскочила половина кишок.
Адам вскочил, как только луч коснулся его лица, и вытащил из кармана часы. Идея об «отражалке» еще не исчезла из его головы, хотя он убей Бог не знал, куда и как надобно направлять световой сигнал. Солнце исчезло раньше, чем солнечный зайчик от стеклышка пробежал по воде, направляясь куда-то в абстрактную «высоту».
Адам собирался провести день в охоте на крачек и не отступать, пока не добудет хоть что-нибудь. «В самом неудачном случае я стану чемпионом по метанию камней», сказал он брату, который смотрел на него мутными глазами и думал только о своей тошноте. Однако Адам не встретил ни единой птицы на «крачином мысу». От них остались лепешки помета, белые перья меж камней, остатки трапезы в виде рыбьих косточек, сухих и ломких, как сосновые иглы. Но сами крачки убрались прочь с опасного острова — эмигрировали целой колонией, забрав женщин и детей, назначив отплытие своего бумажного флота на пропущенный несчастным охотником час. «Золотой запас» в полном составе переселился — может быть, на соседний островок, может, еще дальше.
Не поддаваясь отчаянию, которое упорно заглядывало через плечо, Адам несколько часов бродил по воде в отлив, закатав штаны по колено, и насобирал кое-чего, пригодного в пищу. Мало-мальски пригодного. Среди добычи наблюдались зеленые маслянистые водоросли не особенно ядовитого вида, на вкус совершенно омерзительные; несколько мидий и других ракушек, глупыми северянами съедобными не признаваемых — ну да что они понимают, эти зажравшиеся рыбаки. Никто ничего не понимает в еде, кроме двоих обитателей каменного острова. Адам честно отнес брату мидии и ракушки, но тот только посмотрел на угощение и отрицательно покачал головой, после чего его снова вырвало. Рвало его водой, которую Абель упорно продолжал пить, и желтым горьким желудочным соком.
Адам отошел на несколько шагов от ложа болезни и в одиночку сожрал обитателей всех ракушек. Закусил водорослями, впрочем, дальше одной ветви дело не пошло, всеядный атаман побоялся, что разделит судьбу своего брата и извергнет наружу и этот скудный завтрак. Желудок, получивший от хозяина какую-никакую работенку, на полчаса перестал переваривать сам себя и принялся за дело, а Адам обрел немного соображения, чтобы озаботиться состоянием больного.
— Ты как?
— Н… нормально, — выговорил тот. Временно его не тошнило. — Все будет нормально. Я только полежу…
— Есть хочешь?
— Н-нет, спасибо. Не хочу…
— Ты, брат, не вздумай тут помирать, — неожиданно агрессивно заявил Адам, становясь около него на колени. — Ладно, поваляйся сегодня чуток — но завтра чтобы был в норме! Дай-ка я проверю, может, у тебя жар?
Он положил Абелю на лоб шершавую ладонь, но кожа так загрубела, что ничего толком не почувствовала. Тогда Адам, встав на карачки, попробовал температуру губами — и вытаращился от страха: брат был горячий, как печка. Если он останется таким до ночи, а ночь выдастся такая же холодная — у Адама будет в постели замечательная грелка. Замечательная долбаная грелка. Что лучше: грелка или брат?
Это отравление, он отравился дурной водой, сказал себе Адам, поднимаясь и не говоря брату ничего. Тот спросил глазами — ну как? — но не получил ответа.
— Отравился ты малость, — сообщил Адам, замяв вопрос о температуре. — Это случается со всеми. А с некоторыми, у которых гастрит, и вообще — каждую неделю. Полежишь, желудок прочистишь — и опять как новенький. Так что не бойся, еще до ста лет доживешь.