Выбрать главу

Ребята любили борьбу, но боролись неправильно, как придется, «по-русски». Борьба нередко переходила в драку. Гимназический фельдшер нередко перевязывал разбитые лбы, развороченные носы, исцарапанные руки.

Спорта не знали. Военная империя царей делала ставку на количество пушечного мяса, а не на качество бойца.

На уроках гимнастики седоусый амурский казак с желтыми лампасами добродушно рассказывал анекдоты. Развалина в полковничьем чине, уже плохо видевший и слышавший, он знал только обычные вольные движения: «Руки на бедра! Садись! Руки вверх! Руки в стороны!»

Из-за пыльных кустов сирени, в глубине двора, черными зеницами окон глядят низкие домики, крашенные клеевой краской, синие и зеленые, в которых живут инспектор, надзиратель и кое-кто из педагогов. За домиками — сад, доступный только для начальства, и большой запущенный дровяной двор, куда забираются самые озорные из ребят, чтобы между штабелей березовых пахучих дров затеять игру в карты или же рассматривать, неизвестно откуда попавшие в детские руки подозрительные картинки.

Не было такой игры или забавы, в которой Андрей и его друзья не принимали бы участия. Прыгают ли в чехарду, поднимают ли тяжелый плоский камень, тянут ли две партии в разные стороны толстый, негибкий, как палка, канат, начнется ли головоломная игра в пятнашки на высоких трапециях, Андрей, Ливанов, Володька Черный тут как тут.

С первых же дней к ним присоединился и Котельников.

Иногда на гимназическом дворе разыгрывались и чрезвычайные события. Партия пятиклассников забиралась на крышу гимназии прямо к золоченому двуглавому орлу с черной короной. Мяч со звоном влетал в класс или даже в церковь, пробив по пути зеркальные стекла, или попадал в голову проходящему педагогу. Оскорбленный небожитель устраивал скандал, и виновники терпели строгое наказание.

В понедельник на большой перемене именинником оказался Василий Котельников.

Рулев, один из первых силачей в классе, знавший все правила французской борьбы и даже, говорят, бокс, считая себя обязанным восстановить свое доброе имя, подошел к Василию и сказал:

— Ты не думай, что если я тогда упал, так ты сильней меня. Я поскользнулся…

— Очень возможно, что ты сильней, — спокойно ответил Василий и повернулся спиной к Рулеву.

— Ты, вероятно, воспитывался в сморгонской академии, — опять вспылил Рулев.

— Я просил бы оставить меня в покое, — обернулся к нему Василий, — у меня нет никакого желания иметь с тобою дело.

— Если с тобой говорят, ты слушай…

Андрей видел, что Василий нервничает. Но по традициям гимназии не следовало мешать двум товарищам подраться. Все окружающие молчали. Рулев почувствовал, что нужно действовать решительнее. Он подошел к Василию, пальцем ударил его по концу носа и в тот же момент грузно сел на пол под крики ликующей толпы гимназистов. Удар в грудь был нанесен неожиданно и крепко.

— Ты не по правилам! — закричал, поднимаясь, Рулев. — Я тебя убью! — И, встав на ноги, он опять бросился на Василия.

На этот раз Василий ловко повернул его к себе затылком и загнул руки на спину. Рулев шел, согнувшись и рыдая от злости и боли, туда, куда вел его Василий. Гимназический двор содрогнулся от криков восторга. Василий довел врага до двери директорской прачечной и втолкнул внутрь. Прачки, работавшие в полуподвальном помещении, подняли на смех скатившегося к ним по лестнице длинного плачущего гимназиста и выгнали из подвала, шумно размахивая мокрыми жгутами.

На пятом уроке в класс вошел инспектор. Опытный глаз гимназистов прочел убийственную суровость в лице этого педагога, прозванного Водовозом за окладистую неопрятную бороду и красный с сетью фиолетовых жилок нос.

Он стал перед партами, оправил пенсне и медленно изрек:

— Вы плохо начинаете, Котельников. Вы, кажется, третий день в гимназии и уже устроили драку.

— Это не он, Исидор Львович, — поднялся было Андрей.

— Молчать! — вдруг круто рявкнул инспектор. — Вы вечно суетесь не в свое дело. Я предупреждаю вас, Котельников, что такое поведение нетерпимо в стенах министерской гимназии. Ступайте в городское училище. Это, кажется, больше вам подходит…

Василий смотрел на парту, на которой были вырезаны два сакраментальных перекрещивающихся треугольника, и водил ногтем по грубым чертам рисунка.

— Что вы теперь молчите, как истукан? — опять закричал инспектор. — Отвечайте, была драка?