— И с каких это пор к нам всяких кухаркиных детей стали присылать? — сделал презрительную гримасу Рулев. — Нет, надо в корпус уходить.
— Ну, и шел бы, кто же тебе мешает? — заявил Андрюша. — А вот и Котельников. Котельнико-ов! — затрубил он, приложив рупором руки ко рту.
Мальчик, шедший по тротуару вдоль директорского сада, остановился и направился к гимназистам.
— Ты где живешь? — спросил Андрей.
— У Кричевских.
— На квартире?
— Ага.
— Послушай, как тебя?.. Котелкин! — вдруг вмешался Рулев. — Твой отец, наверное, кузнец?
— Нет, он крестьянин, — просто ответил Котельников. — А фамилия моя Котельников, а не Котелкин.
— Ну, Тельников, Телкин, не все ли равно? Но ты сознайся, твой отец, наверное, кузнец?
— Брось, Рулев, — заметил Ливанов. — Не дразни парня.
Котельников поднял глаза на Рулева. Он только сейчас понял, что тот издевается над ним.
— Я уже тебе сказал, что мой отец крестьянин. Но дядя у меня действительно кузнец. И я у него в кузнице работал… А кузнецы гнут подковы. Вот это ты заруби себе на своем длинном носу, паничик.
Он повернулся и хотел идти. Но взбешенный Рулев схватил его за плечо и повернул к себе:
— Ты знаешь, с кем ты говоришь? Ты знаешь, мой отец — полковник?
— Может быть, твой отец очень хороший человек, но ты мне не нравишься. Пусти меня, — старался говорить спокойно Котельников. — Я не хочу с тобой разговаривать.
Рулев был выше Котельникова на полголовы. Он выпрямился во весь рост и схватил Котельникова пятерней за грудь.
— Я тебя тут же вздую, — неприятно взвизгнул он на всю площадь. Но в ту же секунду сам уже катился вниз с тротуара.
Андрей и Ливанов не успели рассмотреть, как быстро сбил с ног врага Котельников.
Весь в пыли, красный, растрепанный, поднялся Рулев. Злые слезы катились по его лицу.
— Я тебе всю морду расколочу, — шипел он, бросаясь к Котельникову. — Мужик немытый!
— Постой, постой, — удержали его Андрей и Ливанов. — Ты сам его задел. Затеяли драку перед самой гимназией. Придете в класс, там и тузите друг друга. Пойдем, Котельников! Ты все-таки молодчага, — сказал Андрей, и они пошли втроем к центру города.
— Но как ты его здорово! Это хорошо: он задавака и ябеда.
— Я не люблю драться, — спокойно ответил Котельников. — Я бы первый его не тронул.
— Ты правда в кузнице работал? — спрашивает Ливанов.
— Работал, — засмеялся Котельников и посмотрел на свои дочерна загоревшие руки. — А что?
— Ничего… Интересно… А как ты в гимназию попал?
— На стипендию. Ну, прощевайте!
Эта тема явно не устраивала Котельникова…
Глава вторая
Суббота — день особенный, легкий и волнующий. Занятия кончаются на час раньше. Ученики спешат домой обедать и, переодевшись в длинные до колен мундирчики синего сукна, с серебряными пуговицами и узким позументом по жесткому воротнику, отправляются ко всенощной.
Гимназическая церковь, как корабль в бою, вся под перекрестными взорами начальства. Из алтаря зорко следит навьюченный золотыми ризами поп. Ризы топорщатся, твердым колоколом расходятся книзу, и поп в камилавке походит на разрисованный базарный пряник на невидимых колесах. У входа, за прилавком, похожим на конторское бюро, где продаются свечи, на толстом ковре стоит гимназический штаб — затянутые в синие вицмундиры преподаватели во главе с инспектором.
У клироса и у выхода из церкви — два надзирателя.
Посредине гимназической колонны, на правом фланге одного из рядов, — сам директор.
Ряды гимназистов — как войска на параде. Нельзя переступить с ноги на ногу, нельзя выдаться из ряда, нельзя двигать руками. В момент, когда возглашает священник, надо истово креститься, наклоняя голову.
У стены стоят счастливцы. Здесь можно незаметно для начальства опереться о деревянную панель и смотреть с презрением на стоящих навытяжку товарищей. Подоконники выше человеческого роста. Это чтоб молящиеся не отвлекались уличным движением. В ладане, в песнопениях плывет своим особым путем гимназический церковный корабль.
Лучше всех чувствуют себя прислужники, чтецы псалтыря, свечари, певчие. В течение двух часов нудной церковной службы они передвигаются по церкви, заходят даже в алтарь. Свои несложные обязанности они проделывают с видом крайней озабоченности и с чувством глубокого превосходства над прочими, которым остается только стоять истуканами и поминутно крестить лбы.
Церковь гимназическая блестит, как надраенная палуба. Но нет в ней ни сусальных икон, ни золоченых паникадил. Узкое здание, кораблем, увенчано двускатной крышей, которая глядит внутрь резными ореховыми пластинами. Иконостас невелик — в один ярус, такого же темно-коричневого дерева, резной, почти без позолоты.