Суть дела состояла в том, что А.В. Герасимов имел полномочия в случае, если великий князь Михаил Романов будет венчаться в церкви, то подойти к нему и от имени царя объявить арестованным и немедленно препроводить его в Россию. Временно управляющий МИД Российской империи А.А. Нератов 6 сентября 1911 г. шифровкой сообщил ряду европейских российских посольств, дипломатических миссий и консульств о командировании генерала Герасимова по Высочайшему повелению за границу для исполнения «секретного поручения», что между строк подразумевало: недопущения брака великого князя Михаила Александровича с госпожой Брасовой (Вульферт). Всем поручалось содействовать ему в этом деле и в производстве ареста указанных им лиц [86].
Это многим из читателей напоминает, не правда ли, историю ареста легендарной княжны Таракановой во времена императрицы Елизаветы Петровны! Большего унижения для Михаила Александровича, как ослушнику монаршей воли, трудно было придумать.
Граф С.Ю. Витте в своих воспоминаниях писал о великом князе Михаиле Александровиче следующее:
«Теперь великому князю Михаилу Александровичу 33 года. Последнее время говорят, что он будто бы запутался в каком-то романе; впрочем, мне этому не хочется верить. Но если бы даже случилось такое несчастное обстоятельство, то я должен сказать, что в этом во многом виновато его воспитание. Его ведь воспитывали совершенно как молодую девицу и тогда, когда ему минуло 29 лет.
Затем несколько лет тому назад увлекся своей двоюродной сестрой принцессой Кобургской, дочерью великой княгини Марии Александровны, и хотел на ней жениться. На это не последовало согласия, потому что она его двоюродная сестра.
Теперь на этой принцессе женился испанский принц.
Я сожалел тогда о том, что великому князю Михаилу Александровичу не было дозволено на ней жениться, хотя и находил это решение совершенно правильным.
Очень жалко, что впоследствии такое принципиальное решение, касающееся бракосочетаний великих князей, а в особенности тех из них, которые более или менее близки к трону, было нарушено.
Так, великому князю Кириллу Владимировичу было разрешено жениться тоже на своей двоюродной сестре, на сестре той самой принцессы, на которой не разрешили жениться великому князю Михаилу Александровичу, да еще на сестре разведенной и, кроме того, мужем которой был великий герцог Дармштадтский, брат Государыни императрицы.
Точно так же было разрешено великому князю Николаю Николаевичу жениться на сестре жены его брата Петра Николаевича, также разведенной с принцем Лейхтенбергским, двоюродным братом великого князя Николая Николаевича.
Может быть, оттого, что в 1900 г. я начал читать лекции великому князю Михаилу Александровичу, и, может быть, потому, что великий князь отзывался обо мне чрезвычайно симпатично, явились какие-нибудь неправильные, скажу больше, бесчестные предположения относительно мотивов моего мнения о престолонаследии, которое я должен был высказать в Ялте.
Хотя я великого князя Михаила Александровича почитаю и сердечно люблю, но эти мои чувства к нему не могут идти в сравнение с теми чувствами, которые я питал к Николаю Александровичу и которые я поныне питаю к моему Государю Николаю II» [87].
Развязка приближалась. Этому способствовал перевод Михаила Александровича из Орла в Петербург и назначение командиром элитного л. – гв. Кавалергардского полка. Он был против этого назначения, но подчинился приказу. Михаил Александрович предчувствовал, что ему и Наталии Сергеевне предстояло столкнуться в столице со многими неприятностями. Вдовствующая императрица Мария Федоровна предпочитала иметь поближе к себе младшего сына и думала, что тот не осмелится привезти с собой Н.С. Вульферт.
Флигель-адъютант А.А. Мордвинов в своих рукописных воспоминаниях упоминал о многих сложностях при переводе на новое место службы великого князя Михаила Александровича:
«Много забот вызывал вопрос о помещении для вел. кн. в Петербурге. Императрица-мать находила самым естественным, чтобы ее сын, командуя ее Кавалергардским полком, жил бы с нею, по примеру Гатчины, в Аничковом дворце, а великий князь желал занять казенную квартиру командира полка.
По поручению великого князя из-за границы, мне приходилось ездить в Царское Село к Государю, чтобы испросить личные указания Его Величества.
Государь сейчас же стал на сторону Михаила Александровича: “Конечно, ему естественнее жить в полку, – сказал он мне, – это лучше для службы и сближает с частью и офицерами. Я вполне понимаю Мишу… Когда я сам начал службу в войсках, я тоже сначала жил в Аничковом и на себе испытал, как это неудобно во многих отношениях. Я понимаю и мою матушку – ей, конечно, приятнее, чтобы Миша жил с нею. Но служба службой! Я еще поговорю с матушкой, и она, конечно, не будет ничего иметь против”.
В середине или конце февраля 1912 года Михаил Александрович, наконец, вернулся из-за границы.
Назначение командиром Кавалергардского полка, как я уже сказал, видимо было не “по душе” Михаилу Александровичу.
Он, как и его отец, ненавидел Петербург, где был расположен полк, и не легко привыкал к новой обстановке и новым людям, тем более что эти люди не должны были благоприятно относиться к обстоятельствам его тогдашней личной жизни.
Среда Кавалергардского полка – среда нашего “Большого Света” – хотя во многих случаях весьма снисходительная к своим, но и весьма способная настойчиво оттенять то, что именно ей не нравится.
Как очень чуткий человек, великий князь это чувствовал постоянно. В те часы, когда он находился один, я редко видел его не задумавшимся и не раздраженным, и это не делало ни его жизнь, ни его тогдашнюю службу привлекательными.
На новоселье к нам приехала обедать императрица-мать. На обеде великий князь пригласил также своих сестер, двух-трех старших офицеров полка и числившихся в Кавалергардском полку великих князей Николая Михайловича и Андрея Владимировича.
После обеда показывался кинематограф с картинами кавалерийской жизни Черниговского полка. Было все, в общем, скучно, напряженно и совсем не семейно, как я надеялся.
За время короткого командования великого князя приезжал как-то в полк для обеда и Государь, потом происходили в полковом манеже два или три раза известные в свете кавалергардские карусели, и этим все небольшие “события” ограничились.
Остальное время было наполнено обыденной службой. Крайне полезными помощниками великого князя по командованию полком были старший полковник князь Долгорукий, полк. Левшин и полковой адъютант барон Корф» [88].
В л. – гв. Кирасирском Ее Императорского Величества полку, где ранее служил великий князь Михаил Александрович и ротмистр В.В. Вульферт, не могли забыть старой истории. Вскоре последовал инцидент, который переполнил чашу терпения Михаила Романова.
Старший полковник Кирасирского полка Эдуард Николаевич фон Шведер устроил закрытое собрание офицеров, своего рода суда чести, на котором оповестил об «ужасном происшествии» в полку. Выяснилось, что поручик Хан Эриванский, «находясь в Петербурге, позволил себе показаться в ложе театра в небольшой компании, среди которой находилась некая известная вам дама. Дама, которая в свое время своими поступками бросила тень на наш полк и которая, как всем хорошо известно, навлекла на полк неудовольствие нашего августейшего шефа – обожаемой нами императрицы. Казалось бы, – продолжал гневные обличения полковник, – этого уже самого по себе совершенно достаточно для того, чтобы офицеры раз и навсегда порвали всякие отношения с этой особой, очернившей полк». В поступке молодого поручика командир узрел покушение на «незыблемые устои» и сообщил, что Хану Эриванскому предложено в двадцать четыре часа подать рапорт об увольнении в запас. Все знали, о какой таинственной даме идет речь. Естественно, имя великого князя Михаила Александровича нигде официально не упоминалось, общение же с Натальей Сергеевной Вульферт становилось если и не преступлением, то, во всяком случае, явлением предосудительным. Она стала изгоем общества, с ней прекратили всякое общение даже те, кто и не входил в число «полковых дам».
86
Николай II и великие князья. Родственные письма к последнему царю. М. – Л., 1925. С. 127.
88