Было очевидно: колокол звонил не по Распутину. Звонил по монархии и царскому режиму. Звонил по старой России! Надежды царя, дворян, буржуазии на победоносную войну развеялись, как дым. Все сегодня согласны с тем, что решающие условия для революции сложились после вовлечения России в мировую войну. Говоря словами У. Черчилля, Николай II «везде потерпел поражения». Общественно-политическая обстановка в России накануне 1917 г. указывала: революция назревала, близилась иная эпоха. Вот и любимец государя, флаг-капитан, адмирал К.Д. Нилов пророчески заметил: «Все будем висеть на фонарях, у нас будет такая революция, какой еще нигде не было».
Огонь мировой войны все ближе подбирался к царскому трону.
Любопытно, как менялись настроения управленческой верхушки в России, включая генералитет, после цепи поражений. В 1915 г. начальник штаба ставки генерал М В. Алексеев писал: «С Государем спокойнее. Его Величество дает указания, столь соответствующие боевым стратегическим задачам… Он прекрасно знает фронт и обладает редкой памятью. С ним мы спелись». Но в конце октября 1916 г. Алексеев заговорил иначе, выразив горячее желание покинуть должность начальника штаба. Он говорит об императоре так: «ничего нельзя сделать, ничем нельзя помочь делу, ну что можно сделать с этим ребенком! Пляшет над пропастью и… спокоен».
Но об этом апологеты царя не любят вспоминать. Аналогичным образом они цитируют лестные отзывы генерала П. Н. Врангеля о Николае, но игнорируют такие его пассажи, как: «Последние годы царствования отшатнули от Государя сердца многих сынов Отечества. Армия, как и вся страна, отлично сознавала, что Государь действиями своими больше всего сам подрывает престол». Идут разговоры и о том, что надо бы присягнуть новому государю, которому люди продолжили бы служить «верой и правдой».
Барон Н. Е. Врангель, элитарный гвардейский офицер, верой и правдой служивший России, в роду которого в Европе 7 фельдмаршалов, 7 адмиралов и более трех десятков генералов, так описал состояние, в котором оказалась страна перед Февральским переворотом: «Наступил 1917 год, четвертый год кровопролитной, небывалой по своей жестокости войны. Погибли уже миллионы людей, народ страдал, мечтал о мире, но, верный еще своему Царю, терпеливо нес тяготу. Армия, еще мощная, веками сплоченная, закаленная в боях… истекала кровью, но победы не было, оружия и снарядов не хватало… Царь Николай II царствовал, был Верховным главнокомандующим, но государством не правил, армией не командовал, быть самодержцем не умел. Государством правила его жена, а ею правил Распутин. Распутин внушал, Царица приказывала, Царь слушался… Дурно управляемая страна беднела, роптала, приходила в уныние… Излишними необдуманными наборами деревни были опустошены, поля оставались невозделанными. Реквизированные для нужд армии продукты гнили на местах. Промышленность нелепо исполненной эвакуацией была расшатана. Десятки тысяч рабочих были лишены заработка. Миллионы запасных и новобранцев, без надобности призванные, наполняли города, скверно кормленные, плохо одетые, размещенные в тесноте и грязи, они оставались без присмотра, делу не обучались, томились от бездействия и развращались, словом, разруха была во всем, и всем становилось очевидно, что рано или поздно катастрофа неминуема; но близости ее никто не предвидел».
В России все были «задеты революционностью», хотя многие находились в состоянии «политического младенчества» (Б. Зайцев). Это ощущали представители монархического лагеря. В январе 1917 г. Маклаков передал царю записку члена Государственного совета Говорухи-Отрока, где дана точная, мы бы даже сказали, пророческая картина того, что может случиться с Россией. Отстаивая идею сохранения и укрепления неограниченной монархии, автор просил не обольщаться в отношении либерально-демократических сил: «Будет ли собрана Госдума в январе (1917), будет ли она вновь распущена, будут ли продлены ее полномочия или назначены новые выборы, положение остается столь же нетерпимым, как и в настоящее время!.. Оно, несомненно, будет даже ухудшаться с каждым днем, и перед Монархом… и правительством будет стоять все та же трудноразрешимая задача: остановить ли поступательное движение в сторону демократической республики либо положиться на волю Божью и спокойно ожидать государственной катастрофы.