«То есть антиавстрийская пропаганда в этих провинциях, руководимая из Белграда, пусть расширяется и растёт!» — перевёл Полетика речи русского министра с дипломатического языка на язык практической политики. «Сербам Извольский продолжал оказывать тайное поощрение, — писал Фей, — советуя им готовиться к более счастливому будущему, когда они смогут с русской помощью рассчитывать осуществить свои притязания. Он действительно никогда не рассматривал аннексию Боснии и Герцеговины как окончательное решение вопроса, но считал сам и побуждал сербов считать их сербской Эльзас-Лотарингией. Для освобождения этих провинций все сербы и в Сербии, и в Австро-Венгрии должны продолжать свои тайные приготовления». Сравнение с двумя провинциями, которые Франция была вынуждена уступить Германии в 1871 г., говорит само за себя — именно их возвращение лежало в основе французской мечты о реванше.
Поначалу ни Сербия, ни Россия не признали аннексию двух провинций. Когда кризис зашёл слишком далеко, на стороне Австрии выступила её главная союзница — Германия, ранее не вмешивавшаяся в действия Вены (этот сценарий с намного худшим исходом повторился в июле 1914 г.). В начале января 1909 г. Берлин предложил Петербургу признать «совершившиеся факты» и «использовать все имеющиеся в его распоряжении средства влияния на белградский кабинет». Французский посол в России вице-адмирал Шарль-Филипп Тушар рассказал своему будущему преемнику Жоржу Луи: «Германия не говорила России: «Если вы не уступите в сербском вопросе, я нападу». Она лишь сказала: «Если вы не уступите, Австрия завтра вторгнется в Сербию». Демарш Германии показал Извольскому, что он слишком сильно натянул верёвку, и он уступил».
Любезный по форме, но уклончивый по содержанию ответ Петербурга — понимая свою неготовность к войне, правящие круги России решили соблюдать нейтралитет — был признан в Берлине неудовлетворительным. Рассчитывать на реальную помощь Англии и Франции не приходилось, поэтому Николай II и Извольский, ни с кем более не советуясь, сочли за лучшее принять германские требования. «Раз вопрос был поставлен ребром, — писал император матери, — пришлось отложить самолюбие и согласиться». 31 марта 1909 г. Белград, следуя совету из Петербурга, заявил, что аннексия двух провинций не нарушает его прав, и отказался от любых претензий и компенсаций.
Обошлось без войны, но часовой механизм будущего конфликта был запущен, и Сербия сыграла в этом важную роль. Говоря о её политике, надо иметь в виду многообразие факторов и персонажей. Если в других странах путь к войне пролегал через кабинеты монархов, министров и послов (во Франции важную роль играла ещё и пресса), то здесь в клубок сплелись действия правительства и его официальных представителей, офицеров, ведших свою игру за спиной кабинета и военного министра, пропагандистов великосербского национализма и заговорщиков-террористов на территории Сербии и Боснии. В интригах принимали участие русские дипломаты и военные, не всегда ставившие в известность собственное начальство. У дипломатов, работавших на Балканах, вообще была не лучшая репутация. Например, бельгийский посланник в Токио Альбер д'Анетан писал в апреле 1895 г. о своём русском коллеге Михаиле Хитрово: «Его прошлое в Болгарии и Румынии наводит на мысль, что он более всего полагается на интриги и политическую агитацию».
Что представляла из себя пансербская пропаганда, которую боялись в Вене и приветствовали в Петербурге? Кто стоял за ней и кто её осуществлял? Внешним кругом можно считать движение «Омладина» (по-сербски «молодёжь»), которое не было единой организацией с руководящим центром, но охватывало широкие круги учащихся, студентов, педагогов, священников, журналистов, создававших кружки и общества. С 1870-х гг. их целью стало объединение всех сербов в единое государство, независимое от Турции и Австрии. К концу XIX в. в движении наметился раскол на консервативных реформаторов и радикалов, вдохновлявшихся анархистскими идеями Бакунина, Кропоткина, Прудона и Бланки и выступавших за насильственные методы борьбы. Из этой среды вышли участники сараевского убийства: националистический агитатор и руководитель общества «Млада Босна» («Молодая Босния») Владимир Гачинович (кстати, знакомый Льва Троцкого) и его юные подопечные, включая Гаврило Принципа.