Условия мирного договора были составлены очень ловко. Германия не требовала для себя больших территорий. Россия лишь обязывалась «очистить» западные земли и Кавказ, чтобы их народы могли обрести независимость. В результате ее географические очертания стали поразительно похожи на границы, существующие сегодня: призрачную самостоятельность получили государства Балтии (включая Финляндию) и Кавказа. Самым крупным государственным образованием, простершимся от Центральной Европы и почти до Волги, оказалась Украина. Ее выход из состава России означал для Российской империи потерю сорока миллионов жителей и трех четвертей добычи железных руд и каменного угля. С ее представителями (недоучившимися студентами в помятых костюмах и банкирами-оппортунистами из числа людей, готовых, по словам Флобера, заплатить за то, чтобы их купили) немцы подписали 9 февраля отдельный договор. С большевиками договор был подписан позднее, 3 марта. С Украиной Россия — Соединенные Штаты, без Украины Россия — Канада, меньше солнца и больше снега. Брест-Литовские государства появились вновь после распада Советского Союза. В 1918 году они были сателлитами Германии: герцога Ураха провозгласили великим князем Литовским Миндовгом II, а принца Гессенского сосватали в Финляндию. В наши дни Германия играет важную роль во всех этих странах, но совершенно иную, чем раньше. Тогда Германия стремилась стать мировой империей; теперь, находясь в альянсе Запада, она не ставит такую цель. Напротив, ее трудно вовлечь в международные дела. Сегодня все хотят говорить по-английски, а не по-немецки, как в 1918 году. Современная Европа — это Европа времен Брест-Литовска, но «с человеческим лицом». Для его обретения нам потребовались и Вторая мировая война, и англо-американская оккупация Германии.
Можно ли говорить о германской Европе? Германия стала самой могущественной державой континента в 1871 году, когда при Бисмарке она нанесла поражение Франции. В 1914 году Берлин превратился в Афины всего мира: сюда ехали, чтобы познавать новые идеи — в физике, философии, музыкальном искусстве, технике. Термины «герц», «рентген», «мах», «дизель» зародились здесь, и без них невозможно представить современную жизнь. Три члена британского кабинета, объявившего войну в 1914 году, учились в германских университетах, военный министр переводил Шопенгауэра, учились в Германии и многие русско-еврейские большевики, приехавшие на переговоры в Брест-Литовск. Несть числа изобретениям немецких химиков и инженеров. Центральные державы были близки к победе в горах Итальянского фронта благодаря тому, что Фердинанд Порше создал полноприводную тягу (затем «Фольксваген» и многое другое){1}. В 1914 году гигантские трубы в небе над Руром и Саксонией дымили не меньше, чем в британском Манчестере. Во время войны Германия, как признавал и Черчилль, провела целый ряд успешных кампаний: сражение под Капоретто с итальянцами в 1917 году, мартовское наступление против британцев в 1918 году, проявив военное искусство, на которое не были способны тугодумы, воевавшие на стороне союзников.
В идее германской Европы заключался и определенный экономический смысл: европейское экономическое пространство, защищенное от британской и американской конкуренции и включавшее железные руды Швеции и Франции, угольные бассейны и сталелитейные производства Германии, а также, возможно, Северную Африку и даже Багдад с его нефтью. Почему бы нет? В 1915 году один из самых просвещенных немцев, Фридрих Науманн, написал бестселлер, названный «Mitteleuropa»[2]: он призывал к созданию не столько германской империи, сколько германского содружества, в котором Берлин указывал бы пути развития малым народам, живущим юго-восточнее Германии. Эти народы (самой большой этнической группой являлись поляки) были поглощены историческими империями — Австрией, Россией, Турцией; миллионы поляков жили в Германии. Националистические движения угрожали самому существованию Австрии и Турции. Негерманским народам слишком много позволено. Австрийцы потратили столько средств на тщетные попытки приручить националистов, что почти ничего не осталось для поддержания государственных устоев, в первую очередь армии: ее бюджет был в десять раз меньше, чем британский. Если Австрией правильно управлять, с определенной дозой прусской рациональности, то все проблемы разрешатся сами собой. В германской Mitteleuropa этим малым народам, которые многим обязаны Германии, придется подчиниться хозяину. С 1879 года уже существовал австро-германский альянс. Науманн хотел придать ему экономическую силу. Другие немцы имели в виду более радикальные рецепты.