Мы долго терпели ужасный запах гниения, обычно сопровождающий этот тип гангрены [от которой страдал офицер], понимая, что дело близится к концу. Он стал спокойнее, прежде чем за ним пришла Смерть, чтобы избавить его от мучений; ему казалось, что он дома, среди родных. Вдруг он схватил меня за руку и воскликнул: “Я знал, что ты придешь! Елена, голубушка, я знал, что ты придешь!” Я догадалась, что он в горячечном бреду принял меня за свою возлюбленную. Тогда я наклонилась и поцеловала его воспаленное, мокрое лицо, и он успокоился. Он пребывал в тихом, мирном состоянии, когда Смерть пришла за ним.
Начало августа 1916 года
Павел фон Герих видит, как падают бомбы на Рожище
Каждое утро — одна и та же песня. Во всяком случае, каждое ясное утро. А сегодня, похоже, чудесный, солнечный летний день. Около шести часов утра, и Павел фон Герих видит на горизонте мелкие точки; этих точек все больше и больше. И вскоре можно расслышать звуки, что-то вроде “странного жужжания”. Пора прятаться в убежище.
Павел фон Герих вновь на службе. Он отдыхал полгода, и в Петрограде, и дома. Дали о себе знать старые раны. В прошлом году он был ранен шесть раз. Ни одно из ранений не представляло угрозы для его жизни, но такое количество ран показывало, как трудно ему приходилось, в скольких боях он принимал участие. Он все еще страдает от головной боли после двух черепных ранений, по-прежнему ноет правое колено, в которое почти год назад попала русская картечь. Над его правым глазом заметен длинный, безобразный шрам.
Он любит демонстрировать свою самоуверенность, невозмутимость и стоицизм, любит изрекать лаконичные колкости. Но вместе с тем очевидно, что он испытал в своей душе большие потрясения, что он нуждался в длительных периодах отдыха. Чисто технически ему поставили диагноз “шок от взрыва”: фон Герих множество раз оказывался так близко от взрывов снарядов, что его отбрасывало взрывной волной, а однажды в сентябре он даже потерял сознание. Сам он не считал себя “выздоровевшим”, — от чего, спрашивается? — и ему было поручено спокойное, но ответственное задание: отныне он являлся начальником учебного батальона полка, где проходили подготовку новички, прежде чем их отправляли на фронт.
Гвардейский корпус находится на южном участке фронта, в качестве подкрепления для неожиданно успешного прорыва Брусилова. Фон Герих открыто не признавался в этом, но был все равно рад, что на этот раз он находится не на передовой. Несколько дней назад его корпус участвовал в штурме хорошо укрепленных, неприступных австро-венгерских позиций, и этот штурм был удачным, однако досталась победа ценой катастрофических потерь. Полк потерял около 1500 человек, а еще через несколько дней все равно отступил назад от занятых окопов. “Таким образом, все жертвы были напрасны”, — горько замечает он.
Жужжание все усиливается. Свист свидетельствует о том, что вражеские самолеты совсем близко. Фон Герих входит в избу, где остановился на постой. Проходит пара минут. И вот до него доносится первый оглушающий взрыв бомбы. А потом все начинается уже серьезно: вступают в бой полевые пушки, играя роль импровизированных зениток, строчат пулеметы, и их треск с земли смешивается с пулеметными очередями с борта аэроплана. Эхом отдаются новые взрывы бомб.
Фон Герих особо не беспокоится. Немецкие аэропланы охотятся не за ними, их цель — склады и штабы в маленьком городке Рожище, в паре километров отсюда. Командующий армией так тревожился, что велел натянуть сеть над крышей своего дома, пребывая в наивной надежде, что она удержит падающие сверху бомбы. Но фон Герих больше всего боялся, что в него попадет какой-нибудь случайный артиллерийский снаряд. (Русские зенитки вели огонь интенсивный и беспорядочный, а результаты были более чем скромные.) Скорее следовало опасаться своего же обстрела, а не немецких бомб.
Грохот постепенно стихает. Жужжание, словно от швейных машинок, пропадает вдали. Он слышит крики. Оказывается, два солдата, совсем мальчишки, из новичков, не смогли удержаться и из любопытства наблюдали из своего убежища за бомбежкой, “один стоя на спине другого”. Картечная граната своей же артиллерии угодила прямо в них[191]. В результате один получил ранение в живот, другой — в шею.
Аэропланы прилетают днем. Иногда по ночам появляются отдельные цеппелины: мрачные, продолговатые, медлительные, трудноразличимые в вышине. Особой угрозы они не представляют, но приходится прибегать к светомаскировке, и на фон Гериха она производит гнетущее впечатление:
191
Скорее всего, в них попала та цилиндрическая часть гранаты, в которой находится картечь и которая приводит к взрыву, выбрасывая картечные пули в небо.