Выбрать главу

Бьюкенен и его солдаты бросаются в сторону к Бехобехо, минуя убитых и раненых. Прямо у входа в деревню они занимают позицию на небольшом открытом холме. Начинается перестрелка с черными солдатами, засевшими в деревне. Немилосердно палит солнце.

Несколько часов в этом пекле.

Низкий холм, на котором они лежат, покрыт ослепительно-белым кремнем, и солнечные лучи отражаются в нем так, что это может даже показаться эффектным со стороны, но те, кто лежат прижавшись к его поверхности, испытывают нестерпимые мучения. Солдаты покрываются болезненными волдырями, даже те, кто уже приобрел шоколадный загар после нескольких лет, проведенных под африканским солнцем. В деревне же вражеские солдаты прячутся в тени. А кроме того, они могут взобраться на деревья и снайперскими выстрелами снять тех, кто поджаривается на раскаленном кремниевом холме.

Перестрелка все продолжается. В рядах 25-го батальона королевских фузилеров есть убитые и раненые. Одним из них оказывается Бьюкенен, его ранило в левую руку. Через какое-то время вдоль линии разносится крик. Их командир роты, капитан Селус, убит. (Он выдвинулся вперед на какие-то пятнадцать метров, пытаясь определить местоположение наиболее назойливых снайперов, и едва успел поднести бинокль к глазам, как ему в бок угодила пуля. Тогда он повернулся, очевидно, с намерением возвратиться на свою стрелковую линию, но еще одна пуля, попав ему в голову, сразила его.) Все ужаснулись этому известию, ибо “все очень любили своего командира, он был для них как отец родной, великий и бесстрашный”. Больше всех горевал Рамазани, слуга-африканец Селуса, который еще до войны сопровождал его на охоте на крупную дичь и был его оруженосцем. Обезумев от горя, желая отомстить за своего хозяина, он бросается в огонь, не обращая внимания на прицельные выстрелы вражеских снайперов.

К четырем часам дня противникам британцев снова удалось ускользнуть, и они исчезли в буше. А Бьюкенен вместе с другими вошел в пустую деревню.

Вечером они похоронили Фредерика Кортни Селуса и других погибших в бою под сенью баобаба[222].

134.

Суббота, 13 января 1917 года

София Бочарская празднует в бункере Новый год по юлианскому календарю

Начало заманчивое и романтичное, как рождественская открытка: они едут на санях по зимнему лесу; скрипучий снег голубеет в лунном свете. Потом они подъезжают к банкетному залу, который оказывается большим бункером, неподалеку от передовой. Люстрой на потолке служат настоящие хвойные лапы со стеариновыми свечами, прикрепленными к шишкам. Большой стол в форме буквы “Т” уставлен всевозможными деликатесами и множеством бутылок водки. Официанты уже в полной готовности. Патефон наполняет воздух слегка шипящими звуками музыки. Здесь множество народу.

Большинство гостей — офицеры дивизии, немало и женщин. Некоторые из них, как Бочарская, сестры милосердия, другие — жены или подруги офицеров: в императорской армии не возбранялись посещения родственников.

Бочарская отмечает, что народ быстро пьянеет, она даже подозревает, что один офицер под кайфом: наверное, нанюхался кокаина[223]. Гости болтают друг с другом, флиртуют, танцуют. Настроение являет собой причудливую смесь эйфории и усталости. Командир дивизии славился своим бесшабашным поведением в окопах, откуда он, несмотря на опасность, частенько высовывал голову, да еще и белым носовым платочком махал врагу. В этой дивизии среди офицеров бытовал обычай “играть в ласточку”, то есть зарядить револьвер одним патроном, крутануть барабан и затем спустить курок[224]. Один офицер на банкете рассказал ей об одном недавнем наступлении, когда он сам пошел в бой, но ни один солдат за ним не последовал. Другой, изрядно подвыпивший полковник, поведал, что он перестал водить рядовых в атаки и воюет чисто символически, доверяя только своим преданным офицерам. “Получаю приказ из Ставки: взять этот холм. А что за польза нам от этого холма, они и сами не знают”.

В глазах Бочарской все это празднество оборачивалось каким-то ужином с призраками, и не только потому, что она и все остальные вспоминали в этот момент тех, кого не было с ними, пропавших, погибших (одним из них был ее кузен Владимир), — но и потому, что в них самих что-то умерло:

Я смотрела на лица этих людей, знакомых мне, и понимала, что все они изменились. Казались теперь изможденными, постаревшими, их выражение поразило меня. […] Когда я озираюсь вокруг, люди кажутся мне карикатурами на свое прежнее “Я”: измученные, усталые, изменившиеся до неузнаваемости. Во что же они превратятся и как долго все это будет продолжаться?

вернуться

222

По свидетельству другого очевидца, это был тамаринд.

вернуться

223

Кокаин имел широкое распространение в Европе как раз в начале XX века, и во многих местах его можно было купить открыто, без рецепта и прочих сложностей. (Качество его тоже было хорошим, так как кокаин производился в промышленных масштабах различными фармацевтическими гигантами, вроде “Мерка”.) Кокаин был доступен в виде жидкости для инъекций и в виде сосательных таблеток. Его активные ингредиенты можно было также найти в таких напитках, как вино, чай и газировка (во всяком, случае до 1902 года, когда “Кока-Кола” изъяла кокаин из своего знаменитого напитка, отчасти под влиянием расистской пропаганды, утверждавшей, что этот напиток побуждает чернокожих мужчин к сексуальным домогательствам по отношению к белым женщинам). В канун Первой мировой войны проблемы с употреблением кокаина стали столь очевидными, что в большинстве стран были введены ограничения на его продажу: например, стали требовать рецепт, выписанный врачом. Тем не менее во время войны кокаин стал наркотиком, одобренным общественным мнением. В Париже его можно было купить относительно свободно в кафе, и рассказывали, что в туалете одного лондонского ночного клуба в 1916 году каждый день набиралось целых два ведра пустых пакетиков из-под кокаина. Английские власти были особенно обеспокоены наркоманией в среде проституток и солдат. (Тот факт, что производство кокаина в то время было сосредоточено почти исключительно на германских предприятиях, рассматривалось как отягчающее обстоятельство. Считалось, что за употреблением кокаина стояли козни немцев.) В мае 1916 года верхушка британской армии ввела новые, более жесткие ограничения для военных, желающих приобрести кокаин (а также морфий, опиум, коноплю и ряд других популярных наркотиков). Произведение художественной литературы, описывающее наркоманию в царской России, — это “Роман с кокаином” автора под псевдонимом М. Агеев, который явно опирался на свой собственный опыт.

вернуться

224

Сегодня это известно как “русская рулетка”.