Флоренс запишет потом в своем дневнике:
Не знаю, как долго я еще смогу выносить все это. Я всегда надеялась, что мой опыт на войне, несмотря на все горе и несчастья, повлияет на мою духовную жизнь, сделает меня способной к состраданию, “укрепит мою душу на стезе добра”. Но теперь я хочу найти себе спокойное место, где царит мир.
Среда, 14 ноября 1917 года
Харви Кушинг едет на поезде из Парижа в Булонь-сюр-Мер
Ездить поездами становится настоящим испытанием. Если хочешь попасть в вагон, следует быть на вокзале за час до отправления. В самом поезде главенствует закон джунглей, по крайней мере в том, что касается сидячих мест. Харви Кушинг совершает одну из своих многочисленных поездок в Париж, где он участвует в работе комитетов по улучшению военной медицинской службы и по распространению информации о новых методах лечения. В нем еще жив практический и профессиональный интерес, который однажды привел его во Францию. Еще еле-еле теплится.
На самом деле Кушинга в этот день занимает совсем другое, пока он сидит в покачивающемся вагоне и едет обратно в Булонь-сюр-Мер, в госпиталь, где он приступил к работе. Время десять часов утра.
Пассажиры, сидящие в одном купе с Кушингом, воплощают многоликость публики военного времени. Тут сидит французская пожилая пара: она закутана в шаль, он погружен в чтение утренней газеты. Несколько русских военных, один из них — с пышными светлыми бакенбардами. Несколько бельгийских солдат, легкоузнаваемые по своим кисточкам, болтающимся на головных уборах, которые Кушинг считает “дурацкими”. А еще португальский офицер, он стоит надувшись в коридоре (Кушинг подозревает, что занял его место). И летчик в темно-синей форме; он читает довольно фривольный журнал “Ля Ви Паризьен”, известный своими рисунками полуобнаженных женщин, — эти рисунки часто вырывали и вешали в окопах и казармах; в журнале публикуется также множество объявлений от женщин, желающих познакомиться, но прежде всего от солдат, разыскивающих “крестную”: все знали, что это был пароль, означавший временные сексуальные отношения. Американских военных даже предупредили на самом высоком уровне, чтобы они не смели покупать этот скандальный французский журнал[257].
Кушинг уже начал забывать кровавые затяжные бои вокруг Ипра, которые закончились около недели назад, когда канадские войска наконец заняли этот гористый выступ, эту насыпь, давшую название самой битве, — Пасхендале. Никаких сомнений: британское командование предпринимало бессмысленные наступления исключительно из соображений престижа, и сражение не прекращалось до тех пор, пока не было заявлено, что “цель достигнута”.
Еще бы, цель. В этот день Кушинг мрачен и пессимистичен. “Иногда спрашиваешь себя, к чему все это идет, — пишет он в дневнике, — и зачем мы здесь”. Его мрачное настроение во многом вызвано тревожными новостями из России и Италии. Большевики со своим лозунгом “Мир народам!” захватили власть на востоке, а потрепанная итальянская армия отступала от одной реки к другой. Сможет ли она удержать новые позиции на реке Пьяве? (Часть Кушинга перебросили в госпиталь в Булонь-сюр-Мер, потому что британское соединение, которое стояло там, получило приказ немедленно отправляться в Италию.) Лично он, Кушинг, считал, что союзникам не приходилось еще так тяжко со времен Марнского сражения в 1914 году.
Конечно же это ощущение общего кризиса выливается в раздражительность. Кушинг с неприязнью разглядывает сидящих в купе бельгийцев и русских. Бельгийцы, пишет он, “наверняка носят свои дурацкие кисточки на голове затем же, зачем машут пучком соломы перед упрямым ослом”. А эти русские, да они только едят и ничего не делают: “они отказываются сражаться, но что еще хуже, отказываются работать”. Среди союзников нет сплоченности, поэтому неудачи подстерегают их на каждом шагу. А тем временем “немцы планируют к весне прорыв на Западном фронте”. Нет, Кушинг больше не питает оптимизма и понимает, как и десятки миллионов других, что его жизнь во власти каких-то далеких сил, — сил, которыми давно никто не управляет. “Еще один поворот калейдоскопа — и в любую минуту наши судьбы изменятся”.
Летчик отложил в сторону “Ля Ви Паризьен”. И взялся за чтение романа под названием “Моя милашка”. Поезд покачивается, стуча по рельсам.
Четверг, 15 ноября 1917 года
Паоло Монелли участвует в обороне Монте-Тондарекар
257
Когда военные из США подчинились вдобавок и строгому алкогольному запрету, это еще больше укрепило образ американцев как глупых пуритан.