За разговором стало ясно, что даже министры не знают, сколько же солдат у них в армии. Отчасти потому, что военные чины, частенько выражавшие свое презрение к гражданским властям, славились своей скрытностью, а отчасти из-за того, что после летней мобилизации и осенних катастрофических потерь, особенно в сражении у Марны, списки личного состава не были выправлены. (Число убитых было засекречено и не разглашалось даже после окончания войны.) Ни один гражданский министр не посмел бы потребовать ответа у генералов — все они всё еще имели статус непогрешимых божков, причем во всех воюющих странах. Однако удалось произвести грубый подсчет на основе общего количества пайков, ежедневно выдаваемых солдатам. Известно также, сколько бутылок шампанского правительство передаст в войска в рождественский сочельник.
Обед опечалил Корде — как же вжился его давний кумир Семба в новую роль министра, как же он любит свою должность! Корде записывает в дневнике:
Благодаря исключительным обстоятельствам он получил возможность упиваться властью, которую прежде отвергал, но грустно смотреть теперь на этих людей, на то, как они разъезжают в своих автомобилях, рассаживаются в свои спецпоезда, как они откровенно, с удовольствием наслаждаются своей властью.
Пятница, и декабря 1914 года
Крестен Андресен становится свидетелем разграбления Кюи
Когда они покидали Фленсбург, пошел мокрый снег, укрыв город плотным одеялом. Состоялся привычный ритуал. Женщины из Красного Креста осыпали его и других солдат шоколадом, печеньем, орехами, сигарами, а в винтовки втыкали цветы. Он взял подарки, но решительно отказался от цветов: “Рано меня хоронить”. На поезде ехали 96 часов. Он мало спал в пути. Отчасти из-за волнения, отчасти из чистого любопытства. В основном сидел в купе у окна (к счастью, им не пришлось ехать в товарняке, как многим другим) и пожирал глазами все, что проплывало мимо: поля сражений вокруг Льежа, где все до единого дома либо почернели от копоти, либо стояли разрушенные после тяжелых августовских боев (это были самые первые бои на западе); суровый ландшафт долины Мааса; туннели; зимние, но зеленые равнины северо-западной Бельгии; горизонт, зубчатый от пушечного огня и вспышек взрывов; города и деревни, не тронутые войной, погруженные в глубочайший покой; и города и деревни, отмеченные сражениями, населенные призраками войны. Наконец они высадились в Нуайоне, в северо-западной Франции, и при свете луны двинулись на юг; мимо них по дороге громыхали пушки, повозки, автомобили, и гул от далеких взрывов все нарастал.
Полк теперь занял позицию вдоль железнодорожной насыпи, вблизи маленького городка Лассиньи в Пикардии. К своему облегчению, Андресен увидел, что здесь довольно спокойно, несмотря на досадный, но в общем-то безрезультатный артобстрел[51]. Служба показалась ему не слишком обременительной: четыре дня — в глинистых окопах, четыре дня — отдых. Несли караул, выжидали, иногда выпадала бессонная ночь в секрете. Французы залегли примерно в трехстах метрах от них. Воюющие стороны разделяли обычное проволочное заграждение[52] да поле. Урожай 1914 года — поникшие снопы ржи — догнивал на этом поле. Больше ничего. Зато гораздо больше можно было услышать: свист пуль (чи-чу), пулеметный треск (дадера-дадера), разрывы гранат (пум-цу-у-и-у-у-пум)[53]. Еда была превосходной. Их кормили горячей пищей два раза в день.
Некоторые вещи оказались не так плохи, как он опасался. Другие — даже хуже, чем ожидалось. Близилось Рождество, и Андресен затосковал по дому, ему остро не хватало писем от близких. Городок, где они были расквартированы, находился на линии фронта, постоянно обстреливался и потому совершенно обезлюдел. Сегодня пришло известие, что последние французы покинули свои дома. Едва городок опустел, как немцы его разграбили.
Правило гласило, что в пустых, брошенных зданиях можно брать все, что хочешь. Поэтому и в воинских частях за линией фронта, и в окопных убежищах было полным-полно добычи из домов французов, начиная от дровяных печей и мягких кроватей до домашней утвари и роскошных гарнитуров мягкой мебели[54]. (Стены блиндажей были частенько увешаны ироничными девизами. Вот один, популярный: “Мы, немцы, не боимся ничего, кроме Бога и нашей артиллерии”.) И когда стало ясно, что дома окончательно опустели, последовал привычный приказ: сперва офицеры берут, что пожелают, за ними — рядовой состав.
51
Андресен описывает эти вещи в точности так же, как и многие другие; действительно, гранатная картечь, как самый распространенный тип артиллерийского снаряда, была неопасна для солдат в окопах.
52
Колючая проволока известного нам типа была изобретена в США для использования в сельском хозяйстве. Она позволила перевести содержание домашнего скота на совершенно новый уровень. В военных целях, как заграждение, проволока была впервые применена во время франко-прусской войны 1870–1871 годов. Известно, что американские войска использовали проволоку для защиты своих лагерей во время испано-американской войны 1898 года. Хотя колючая проволока и упоминается в уставе британской армии еще в 1888 году, воюющие стороны в 1914 году шли в бой без всякой проволоки: все считали, что война будет легкой и закончится быстро. И когда начали рыть первые окопы, осенью 1914 года, то в лучшем случае ставили импровизированные заграждения и проволоку для них заимствовали в близлежащих селах. (Колючая проволока была чем-то непривычным, и об этом свидетельствует даже тот факт, что не существовало самого названия. Некоторые, например, называли ее “проволока с колючками для забора”.) На начальном этапе войны брали какую угодно проволоку, даже без шипов. Кроме того, сами заграждения часто были жиденькими и состояли все лишь из одного-единственного ряда столбов, между которыми натягивались три-четыре проволоки. Но вскоре стали производить специальную колючую проволоку для военных целей. На проволоке для нужд сельского хозяйства имелось обычно семь пар шипов на один метр, тогда как на новой — четырнадцать и более пар на тот же метр. Колючая проволока стала к тому же шире и плотнее. Французский устав 1915 года определял как минимальное заграждение из двух рядов столбов, стоящих на расстоянии трех метров друг от друга, а британский устав 1917 года устанавливал девять метров как минимальную ширину проволочного заграждения. Кроме того, появились различные виды проволочных заграждений, и некоторые были переносными, — испанская конница, кубы, “ежи”, “крыжовник” и “ножевая опора”. В вышеупомянутом британском уставе перечисляются также различные типы устойчивого проволочного заграждения:
54
То, что принялись заботливо обустраивать свои окопы — можно было найти блиндажи с электрическим освещением, коврами на полу и стенами, обшитыми панелями, — зависело от настроя немецкой армии на западе, ибо она уже готовилась к длительной обороне. Французская же армия по идеологическим причинам не хотела создавать впечатления, что намерена долго сидеть в окопах, и на протяжении всей войны окопы у французов казались импровизированными. Неудивительно, что на востоке австро-венгерская армия тоже успела расположиться со всеми удобствами. Утверждалось, что там были убежища с застекленными окнами, но это звучит уже как оксюморон.