♦
Бой постепенно затихает. Наступление, предпринятое фон Герихом и его батальоном, неожиданно увенчалось успехом. Дыра в обороне была заштопана. Через два дня фон Герих запишет в своем дневнике:
Как я и предполагал, мое наступление оказалось ненужным. Резервы не были подтянуты, и в два часа ночи на 3 сентября вся дивизия отошла на несколько километров назад. Я живу в хижине, неподалеку от Сычек, вместе с 6-й ротой, а остальные окопались в километре от меня.
Четверг, 9 сентября 1915 года
Мишель Корде отправляется поездом в Париж
Осеннее утро. Осенний воздух. Мишель Корде едет на поезде в Париж. Как обычно, он подслушивает разговоры других пассажиров. Некоторые листают только что купленные утренние газеты. Один человек спрашивает: “Что нового?” Другой коротко отвечает: “Победа русских”. Корде поражен. Неужели они не знают, что русские только и делают, что отступают после немецко-австрийского прорыва под Горлице и Тарновом в середине мая? Этот лаконичный ответ — все, что было произнесено о войне за время поездки из Фонтенбло в Париж.
Ему вспомнилась другая поездка на поезде, когда он увидел на вокзале, как женщина, пробежав глазами свежую газету с официальными сообщениями, восторженно воскликнула: “Мы продвинулись вперед на четыреста метров!” И сразу же после этого сменила тему. Корде комментирует: “Им этого достаточно. Их это полностью удовлетворяет”.
Добравшись до своего служебного кабинета, он позвонил Тристану Бернару, старинному другу и известному автору водевилей. Бернар разделял скепсис Корде по поводу войны и всегда резко высказывался о происходившем. О событиях на Восточном фронте он высказался в том духе, что русские “всегда отступают стройными рядами, тогда как немцы наступают успешно, но нестройно”. (Он также утверждал, что наступление, предпринятое в двух совершенно разных местах — Тут-Вен и Мулен-су-Тувен, — результат банальной ошибки, кто-то в штаб-квартире просто-напросто перепутал названия. Победой оно окончилось как раз в том месте, где на самом деле и не планировалось вовсе.)
Оба они, как и многие другие, знали, что в Артуа и Шампани идут приготовления к большому наступлению союзников. Многие связывали с этим большие надежды. И так как оба они знали, что их могут прослушивать, они использовали свой особый код для обсуждения предстоящей операции. Они притворялись, что пишут вместе пьесу, и вопросы о сроках маскировались под вопросы о количестве страниц. Когда Бернар хотел узнать, длиннее или короче стала пьеса, это означало, что он спрашивал о дате наступления (однажды прошел слух, что операция отменяется. Тогда он спросил: “Правда ли это, что рукопись сгорела в огне?”). Сейчас Бернар спрашивал, сколько страниц пьесы уже написано. И Корде ответил ему: “Пятнадцать”.
Затем он прочитал циркуляр министра образования, разосланный во все школы накануне осеннего полугодия. Учителям настоятельно предписывалось провести с учениками беседы о войне, причем самое пристальное внимание должно быть уделено различным “примерам героизма и тем благородным урокам, которые можно из них извлечь”.
♦
В тот же день совершенно измотанная Флоренс Фармборо записывает в своем дневнике:
В семь часов утра я вскочила с постели. Мое дежурство начиналось в половине восьмого, и я спустилась по лестнице с тяжелой головой; с каждым шагом мне казалось, что ноги у меня вот-вот подкосятся. Екатерина, которую я должна была сменить, сидела бледная, усталая от бессонной ночи; она ждала меня возле комнаты для перевязки пациентов и попыхивала сигаретой. “Слава богу, — горько проронила она, — теперь я могу пойти спать”. И выбросила окурок. Раненых не было, заняться ей было нечем, и я хорошо понимала, как долго тянулось ее ожидание.
♦
В тот же день Лаура де Турчинович едет в дрожках туда, где у семьи раньше была летняя вилла. Она испытывает чувство облегчения. Германские власти наконец удовлетворили ее прошение об отъезде из Польши и о возвращении в США. Она пишет:
Мы ехали по небольшой тропинке из Сувалок. Меня удивляло, почему мы не отправились через Августовский лес, но потом я поняла, в чем дело. В лесу было ужасно: кругом могилы, сплошные могилы. Я попросила человека объехать лес стороной. Разоренный город выглядел не намного лучше: дома стояли без крыш, без окон, даже без дверей; ни взрослых, ни детей, ни животных! Все исчезли! И вот я совершила поездку к старому дому, нашему дворцу, чтобы проститься с ним! Я не была здесь несколько месяцев и теперь сожалела о том, что увидела его запустение.