Выбрать главу

Днем Мосли видел в бинокль, как османские солдаты начали работать на артиллерийских позициях. Он тотчас поднял батарею, сообщил координаты, и немного погодя раздался грохот пушек. Однако вражеских солдат это нисколько не испугало. В бинокль он видел, как при звуках залпа они попрятались в убежище, но едва рассеялось дымное облако, они снова быстро взялись за лопаты и кирки. Храбрые ребята. Тогда Мосли изменил метод обстрела. Батарее приказано стрелять поочередно, выпускать снарядов меньше, но чаще. Похоже, это произвело эффект. Через некоторое время на место прибыли санитары с носилками.

Форт — один из краеугольных камней в обороне Эль-Кута, поэтому он (а особенно куча) почти постоянно находится под обстрелом. (Когда Мосли идет вдоль крепостной стены, пули влетают в низенькие бойницы, так что приходится передвигаться перебежками.) Пехота, обороняющая это место, вынуждена почти все время прятаться под землей. Здесь настоящие лабиринты траншей и убежищ, а еще глубоких ям, в которых складированы предметы первой необходимости и боеприпасы.

Во второй половине дня Мосли посещает одну из внешних галерей Форта. В рождественский сочельник османская пехота предприняла попытку штурма и, прорвавшись через пулеметный огонь британцев, ворвалась в бастион, где завязался кровавый рукопашный бой. В итоге нападавшие были обращены в бегство. А бастион завален трупами. Солдаты, отбившие вражескую атаку неделю назад, все еще находились на месте, весьма довольные своей победой. Они показали Мосли трупы врагов, которые так и валялись по всему бастиону. Тела давно уже разлагались, и зловоние стояло невыносимое. Но некоторые солдаты, несмотря на запах и опасное соседство османских снайперов, осмеливались бродить по этому ковру из тел в поисках сувениров. Солдат-индус показал Мосли свои находки: три османских тропических шлема и офицерскую саблю.

Обед был восхитительный: картошка (маленькая порция), филе из конины, финики, хлеб. А после обеда вообще произошло чудо. Офицер предложил ему бирманскую cheroot[141], и около семи часов вечера Мосли отправился назад в свое убежище, чтобы благоговейно выкурить ее.

Блиндаж он делил с другим офицером-корректировщиком огня, капитаном, и места им обоим хватало: почти пятнадцать метров. К сожалению, блиндаж был очень низенький, и приходилось всегда пригибаться. Мосли лежит на кровати, курит и смотрит в потолок. Смотрит в потолок, который состоит из ряда балок диаметром 15–20 см, покрытых слоем песка в метр толщиной. Он отмечает, что балки прогнулись под его тяжестью. Он все смотрит на выгнутый потолок и силится вспомнить цитату из Аристотеля, что-то вроде этого: “Даже если отдельные доски прочнее других, все они сломаются, когда тяжесть окажется непомерной”.

86.

Понедельник, 10 января 1916 года

Пал Келемен посещает место покушения в Сараево

Последний месяц был занят в основном патрульной службой и прочими заботами оккупационных сил. Гористая местность вся в снегу, но не особенно холодно. Остатки разбитой сербской армии исчезли в албанских горах на юге и, по слухам, были вывезены кораблями союзников на Корфу. Бои регулярных армий в Сербии завершились. Теперь надо было только покончить с партизанской войной. В некоторых областях страны практически не осталось мужского населения. Келемен то и дело видел проходящие мимо колонны мужчин всех возрастов: “Морщинистые старики, изувеченные тяжелым трудом, едва передвигались, беспомощные, смирившиеся с судьбой, словно обреченные на смерть животные. А позади них шли калеки, слабоумные и дети”. Он хорошо знал следы, которые оставляла за собой эта скорбная процессия: тела истощенных людей в придорожных канавах через каждый километр, тяжелое, кислое зловонное облако, исходящее от всех этих немытых бедняг, стоящее в воздухе еще долгое время, после того как сами они уже скрылись за поворотом.

Те, кто окончательно потерял совесть, пользовались моментом, чтобы поживиться на чужой беде. В сербских городах многие женщины предлагали себя в обмен на еду, — шоколад или хотя бы соль. Сам он даже не мог представить себе, что примет участие в этом низменном, безудержном разврате, который царил в оккупированных городах. Может, он слишком порядочный? Или просто-напросто чересчур тщеславен? Ибо чего упрямиться, если досталась такая легкая добыча?

вернуться

141

Это длинная узкая сигара, очень популярная в то время, в том числе среди белых в тропических странах. Считалось, что она защищает от многих тропических болезней (табак в ней, как правило, более светлый). Следует упомянуть, что главный конкурент сигары, сигарета, получила широкое распространение именно в Первую мировую войну. И сигара, и сигарета — как и их промежуточная форма, cheroot, — имели большое преимущество перед трубкой, ибо руки курильщика оставались свободными.