Вторник, 28 марта 1916 года
Крестен Андресен встречает в Монтиньи весну и недовольство
Вроде бы наступила весна. Зазеленели бук и кустарники. Распустились почки на яблонях. В лесу зацвели анемоны и другие первоцветы. Но все еще холодно. Дует пронизывающий ветер.
У Андресена плохое настроение: “Я устал, мне все надоело, трудно собраться с духом”. И это несмотря на то, что он только что побывал дома, в десятидневном отпуске, — а может, как раз из-за него. Первый его отпуск с начала войны. Едва он вернулся, как пришлось снова лечь в госпиталь, на этот раз с серьезной инфекцией в горле и высокой температурой. Он пока еще не участвовал в тяжелых боях: в одном письме к родственнику он почти извиняется за это, извиняется, что ему не о чем писать. (Между тем он послал домой сувениры, главным образом осколки снарядов.) Его доканывают не повседневные ужасы военных будней, а ужасное отвращение. Его служба заключалась по большей части в укреплении позиций и копании земли по ночам.
Пошел двадцатый месяц с тех пор, как он надел форму, и он потихоньку начал терять надежду на скорое заключение мира. Теперь он с горечью вспоминал, как ровно год назад думал, что война скоро закончится. Крушение былых надежд конечно же частично объясняло его подавленное состояние.
Он был далеко не одинок в своем разочаровании этой войной, которой конца не видно и которая требовала все больших расходов. Во всех воюющих странах галопировала инфляция, не хватало продовольствия, а наиболее тяжело пострадали, наряду с Россией, Германия и Австро-Венгрия. В этом сыграла свою зловещую роль не только морская блокада союзников[164]. Снабжение было нарушено еще и из-за административной халатности, нехватки транспорта, из-за того, что слишком много крестьян и фермеров были призваны в армию. А те, кто остался, часто поддавались искушению продавать свою продукцию на черном рынке. Там цены в десять раз выше. (Было подсчитано, в частности, что примерно половина всех яиц и запасов свинины шла прямиком на черный рынок.) Если добавить к этому стремительный рост цен на самые обычные товары, то результатом будет катастрофа для большинства семей, особенно в городах. Все отрицательные показатели тут же поползли вверх: болезни, недоедание, детская смертность, недовольство, молодежная преступность. И все это в геометрической прогрессии.
Андресен встретил других солдат, вернувшихся из отпусков, и услышал от них поразительные истории:
Один рассказывал о якобы восстании в Бремене, где толпы женщин били витрины и штурмовали магазины. Мортенсен из Скибелунда встретил кого-то из Гамбурга, тот вернулся из отпуска на четыре дня раньше, потому что его жене было нечем его кормить.
Да, к тому же кое-кто из недовольных по непонятной причине излил свой гнев на Андресена. Один назвал его ура-патриотом. Сегодня один солдат из Гамбурга, с “Vorwärts” в руках (центральным печатным органом социал-демократов), начал выспрашивать его, какую позицию в войне занимают депутаты парламента из Южного Шлезвига. “Здесь много людей с независимыми взглядами”. Даже на фронте начали испытывать нехватку продовольствия. Крайне редко можно было намазать маслом грубый солдатский хлеб; масло заменили каким-то безвкусным джемом, о котором солдаты распевали сатирические куплеты. (Солдатский юмор не преминул сочинить строчки, где этот джем называли “кремом Гинденбурга” или “памятным маслом кайзера Вильгельма”.)
На фронте все спокойно:
С тех пор как я вернулся, прошла неделя, и я ни разу не слышал пушечных выстрелов. Все силы стянуты к Вердену. Снова говорят о том, что форт пал, но вообще слухи ходят разные. Что с Румынией? Мне кажется, что все спокойно, но, может, это затишье перед бурей.
Пятница, 6 апреля 1916 года
Флоренс Фармборо описывает жизнь гражданского населения в Чорткове
Они вновь на вражеской территории. Чортков, где они стоят уже месяц, находится в австрийской части Галиции. Город пострадал в прошлом году от русских, которые, отступая, сожгли много домов. Население состоит в основном из евреев. Флоренс записывает в своем дневнике:
Положение евреев, живущих в Чорткове, весьма плачевное. С ними обходились с мстительной враждебностью [русские]. Будучи австрийскими гражданами, эти евреи пользовались почти всеми правами и свободами и не испытывали того жестокого угнетения, которому постоянно подвергались русские евреи. Но теперь при новой власти их права и свободы попраны, и совершенно ясно, что они возненавидели новый порядок.
164
Британская блокада привела к парадоксальному результату: она вынудила германское государство ужесточить контроль за расходованием ресурсов и перевести свою экономику на военные рельсы, так что последняя оказалась гораздо эффективнее британской.